Расцвет и закат Сицилийского королевства. Нормандцы в Сицилии. 1130–1194

И все же о Вильгельме горевали больше, чем о любом другом из европейских государей, и не только в пределах его королевства. Среди франков за морем он уже приобрел – благодаря Маргариту – известность, которой давно желал; и его смерть расценивалась как новое бедствие. На Сицилии и в южной Италии его оплакивали повсеместно и искренне. Люди не столько боялись будущего – хотя многие из них тревожились и не без причин, сколько сожалели о прошлом, о мире и спокойствии, которые отметили царствование Вильгельма, но не могли его пережить. Как пишет архиепископ из Реджо в своем послании:

«В нашей стране человек мог приклонить голову под деревьями или под открытым небом, зная, что он в такой же безопасности, как в собственной кровати дома; леса, и реки, и залитые солнцем луга были столь же гостеприимны, как окруженные стенами города, и королевская щедрость изливалась на всех, великодушно непрерывно».

Но надо отметить, что он употребляет прошедшее время.

Речи и панегирики, надгробные песни и плачи, не говоря об огромном количестве легенд, возникших вокруг Вильгельма Доброго и позволивших ему жить восемь веков в сицилийском фольклоре, более подошли бы Карлу Великому или Альфреду, нежели последнему и самому слабому из законных потомков Рожера. Немногие правители пользовались столь завидной репутацией, и ни один из них, безусловно, не обладал ею настолько незаслуженно. Реорганизация государственной системы после изгнания Стефана дю Перша предоставила больше свободы и власти феодальной аристократии, и некоторые ее представители, такие как Робер из Лорителло или Танкред из Лечче, смогли реализовать свои амбиции в служении королю, а не в борьбе с ним. Но реально мир в королевстве после совершеннолетия Вильгельма обеспечивали не его мудрость или таланты государственного деятеля, а то неприятие, которое вызывали у потенциальных бунтовщиков непрекращающиеся распри прошедших лет. История их страны с самого начала являла собой непрерывную череду бунтов и мятежей, и люди внезапно спросили себя: а что получали мятежники от своих предприятий? Лишь немногие избежали смерти или увечий или тюремной камеры. Так не лучше ли принять власть Отвилей как реальность и постараться наполнить собственные сокровищницы и сундуки, пока для этого есть все условия? Внезапно мятежный дух иссяк, но заслуги Вильгельма в этом нет.

Притом многое можно поставить ему в вину. Его царствование не способствовало усилению страны, вместо этого оно ознаменовалось возвратом к самой безответственной и опасной внешней политике – захвату земель без учета политических последствий этого шага. Тот факт, что все такого рода попытки Вильгельма закончились провалами и он каждый раз опустошал государственную казну ради предприятий, которые не приносили ему ничего, кроме позора и унижений, едва ли может служить извинением. Нельзя также утверждать, что он просто вернулся к традициям Роберта Гвискара. Роберт был авантюристом, который в общем хаосе сумел добыть себе земли, где он и его потомки могли править. Вильгельм был помазанным владыкой влиятельного и процветающего государства и имел моральные обязательства перед подданными и другими правителями. Возможно, он вызывал бы больше симпатий, если бы, подобно Гвискару, участвовал в этих эскападах, но он никогда не покидал острова. Предоставив другим неблагодарное занятие удовлетворять амбиции властелина, он удалялся в свой гарем или предавался другим удовольствиям в ожидании результатов[154].

Уже за эти деяния Вильгельма следует осуждать, но ими дело не ограничивается. На нем лежит ответственность за самое разрушительное решение за всю сицилийскую эпопею – согласие на брак Констанции. Он знал, что, если он умрет бездетным, трон наследует она, и был женат к тому времени достаточно долго, чтобы понять, что Иоанна с большой вероятностью не сумеет принести ему сына. Правда, он мог прогнать ее и взять другую жену, но где гарантии, что его новый брак оказался бы успешнее первого? Судьба королевства была связана с Констанцией, и, отдавая ее Генриху Гогенштауфену, Вильгельм подписал смертный приговор нормандской Сицилии.