Расцвет и закат Сицилийского королевства

Однако учить арабский язык было очень трудно, и, по крайней мере, в Северной Европе достойных наставников почти не находилось. Потому в течение полувека и даже более люди отправлялись в Испанию и на Сицилию, чтобы там, как они надеялись, открыть секреты мусульманского мира, — бедные служащие в поисках знания, которое обеспечило бы им преимущество перед их собратьями и открыло путь наверх; мечтательные алхимики, корпевшие над томами восточных сочинений ради формул эликсира жизни или философского камня; и истинные ученые, такие как Аделяр из Бата, положивший начало изучению арабского в Англии и остававшийся крупнейшей величиной в английской науке до времен Роберта Большеголового и Роджера Бэкона. Аделяр приехал на Сицилию в начале XII в. и вернул европейской науке «Начала» Евклида, переведя их с арабского.

В поисках специальных знаний эти первые арабисты по-прежнему стремились в мусульманскую Испанию, и в особенности в Толедскую школу, которая долго оставалась на переднем крае общеевропейского научного возрождения. Но для других Сицилия имела одно неоценимое преимущество: являясь в культурном отношении частью арабского мира, она сохраняла также связи с греческим Востоком. В библиотеках Палермо, не говоря о василианских монастырях на самом острове и в Калабрии, ученые могли найти греческие оригиналы сочинений, известных в Испании лишь в отрывках или в сомнительных переводах. Нам теперь трудно представить, что до возникновения в XII в. интереса к изучению древности в Западной Европе практически не знали греческого; и Сицилия при Рожере стала важнейшим центром греческих штудий, не считая Византии. Но в Византии арабскую культуру не знали и презирали. Только на Сицилии можно было получить знания, накопленные обеими цивилизациями, из первых рук, и только здесь эти знания сопоставлялись, объединялись и обогащали друг друга. Неудивительно, что искатели истины стекались в таком количестве в Палермо и что остров к середине века обрел статус не только коммерческого, но и культурного перекрестья трех континентов.

И опять-таки в центре всей этой деятельности стоял король. Рожера упрекают в том, что он не был творческим человеком, в отличие, например, от своего внука Фридриха II или Ричарда Львиное Сердце, талантливого поэта-трубадура. Действительно, он не оставил нам собственных литературных сочинений; и едва ли могло быть иначе, поскольку литература на народных языках, зародившаяся к тому времени в Провансе, еще не шагнула дальше. Поэты, во множестве появившиеся в Палермо во времена Рожера, почти все были арабы. Кроме того, король отдавал предпочтение точным наукам. Он любил красоту, но также и пышность; можно подозревать, что он не всетда отличал одно от другого. Но так или иначе, больше он любил знание.

Те, кто говорит, что он не был творческим человеком, забывают о том, что без него никогда не возникло бы то уникальное культурное явление, какое представляет собой Сицилия XII в. Столь разнородный по составу народ нуждался в направляющем руководстве, которое указало бы ему цель, сплотило различные элементы воедино. Интеллектуально, как и политически, Рожер дал своим подданным такое руководство. В буквальном смысле он был Сицилией. Идея и вдохновение исходили от него; он, и только он смог создать ту благоприятную атмосферу, которая являлась необходимым условием для всего остального. Просвещенный, однако всегда разборчивый, он стал первым коронованным покровителем, обращавшим свои усилия к тем, кто его окружал, никогда не теряя из виду своей конечной цели — величия и славы королевства.

Глава 6 Враги королевства

Мы захватили укрепления, башни и дворцы тех знатных людей города, которые, вместе с папой и сицилийцами, собирались сопротивляться установлению Вашей власти… Мы умоляем Вас прибыть безотлагательно… Папа доверил свой посох, кольцо, далматик, митру и сандалии сицилийцам… а сицилийцы дали ему много денег, чтобы он причинял вред Вам и Римской империи, которая милостью Божьей отдана в Ваши руки.

Письмо Конрада Гогенштауфена императору Иоанну 11 Комнину

[40]

24 сентября 1143 г. папа Иннокентий II умер в Риме. Его похоронили в Латеране, в том самом порфировом саркофаге, где некогда покоились останки императора Адриана; но после разрушительного пожара в начале XIV в. его прах перенесли в церковь Святой Марии в Трастевере, которую он сам восстановил перед самой смертью. Там Иннокентий увековечил себя на большой мозаике в апсиде; он смотрит на нас из конхи, держа в руках свою церковь, со странно тоскливым выражением в печальных усталых глазах.