Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Проблемы католиков затмил продовольственный кризис. Торговцы, фабриканты, фермеры, рабочие — все по-прежнему ощущали на себе тяжелые последствия «нелегких времен», впервые заявивших о себе в 1826 году. Член парламента от Кента сообщал, что все фермеры в его графстве неплатежеспособны. Шелкопрядильщики Сомерсета были вынуждены жить на полкроны в неделю, которых с трудом хватало на соль и картофель. В марте беспорядки вспыхнули в Лондоне, вслед за этим в Манчестере, Эштон-андер-Лайне и других местах. В Стокпорте был зачитан Закон о массовых беспорядках. Пилю предстояло решить, в какой момент обдуманный нейтралитет правительства перейдет в вооруженное вмешательство. В 1830 году для продвижения социальных и политических реформ были созданы Манчестерский политический союз и Столичный политический союз. Забастовки, митинги за избирательную реформу и политическая активность представителей различных профессий не ослабевали в течение следующих двух лет. В конце года Томас Эттвуд учредил Политический союз Бирмингема и провел крупнейшее в истории собрание в закрытом помещении. В свете всего сказанного неудивительно, что имущие классы постепенно начали ощущать себя осажденными.

6 Ложные надежды

В 1830 году забастовки достигли апогея, и многие из них были направлены против штрейкбрехеров — негодяев, упорно продолжавших выходить на работу. Одна профсоюзная газета, Union Pilot and Co-operative Intelligencer, весной того года предупреждала рабочих: «Совершенствование механизмов скоро позволит полностью обходиться без вас». Возникло множество профсоюзов: Большой национальный союз, Гончарный профсоюз, Большой национальный объединенный профсоюз и Профсоюз строительных рабочих. «История этих профсоюзов, — писал Фридрих Энгельс, — есть длинная череда поражений трудящихся, перемежаемых редкими победами». Тем самым он хотел сказать, что законы экономики — или, возможно, законы капитализма — незыблемы.

Зрители, наблюдавшие за борьбой вокруг католической эмансипации, заметили в ней несколько повторяющихся особенностей. Например, оказалось, что всего два или три члена кабинета министров могли убеждением или уговорами склонить монарха к предложениям, которые он сам считал глубоко предосудительными. И что у тех же двух или трех членов кабинета иногда оказывалось достаточно сил, чтобы повлиять на палату общин и палату лордов своими доводами, угрозами или взятками. И что страна в целом не слишком обеспокоена тем, каким образом ее лидеры осуществляют конституционные права. Возможно, великанов и чудовищ традиционной политической повестки попросту не существовало. Возможно, люди боялись собственной тени. Ни одна собака не залаяла, когда католикам и диссентерам предоставили гражданские свободы. Это была уже не та страна, в которой пятьдесят лет назад разгорелся антикатолический бунт лорда Гордона.

Высказывалось предположение, что средние классы в тот период были слишком озабочены своим социальным и финансовым благополучием, чтобы обращать внимание на религиозные разногласия. В конце концов, и католики, и диссентеры могли надеяться стать джентльменами. Анонимная статья, появившаяся в Quarterly Review в январе 1830 года, перечислила основные черты идущего в гору среднего класса. В статье утверждалось, что эти люди «решительно и осознанно связывают себя с партией, которая носит название тори, но которую скорее следовало бы назвать консервативной партией. К этой партии, по нашему мнению, принадлежит наиболее обширная, состоятельная, разумная и респектабельная доля населения этой страны, без поддержки которой любому сформированному правительству будет недоставать твердости и стабильности».

Слово «консервативный» быстро стало популярным. И, в силу каких-то загадочных сингулярных, нумерологических или хронологических причин, именно в этом году ранее разобщенные виги начали консолидироваться и вырабатывать согласованную платформу партийной политики.