Расцвет русского могущества

Решение Святослава происходило в 969 году, весной. А Ольга в это время при старости изнемогала болезнью. «Видишь, я больна, куда ты хочешь от меня идти? – ответила она сыну. – Ты похорони меня, а там и иди куда желаешь!» Спустя несколько дней она скончалась. Плакал по ней сын и внуки, плакали все люди великим плачем. Она заповедала не справлять над нею языческой тризны, а похоронить по христианскому обряду, что и совершил ее пресвитер.

Плакали по ней христиане, теряя в ней твердую опору для своей жизни в Киеве; плакали и язычники, теряя в ней мудрейшую устроительницу Русской земли, которая теперь оставалась в полном смысле сиротой, ибо славный ее князь покидал ее совсем, оставлял сиротами и своих малых детей. Он посадил в Киеве на княжение старшего сына Ярополка, которому было лет 9, а другого, Олега, посадил у древлян, следовательно, разделил землю надвое. Летописец ни слова не говорит о поступлении в этот раздел остальных волостей или племен, покоренных Олегом. Имеем ли мы основание заключать, что такое поступление подразумевается уже само собой[141], что прямое владение киевского князя распространялось на всю землю, которая собиралась в походы с Олегом и Игорем? Нам кажется, что так заключать возможно только с точки зрения понятий о созданном в Киеве государстве, о государственном владении землей, чего, однако, нигде не примечается в надлежащей ясности. Договоры Олега и Игоря с греками указывают только на союз волостей и княжений под рукой Киева. Но рука Киева была ли владыкой полновластным, или ее власть ограничивалась только сбором даней, а во всем остальном раздельные земли и волости жили сами собой, управлялись собственными князьями или старейшинами, хотя бы и посадниками от Киева, но все-таки независимо, как вообще управлялся Новгород в течение всей своей истории, всегда призывая к себе и князя? Нам кажется, что последующие отношения Новгорода к великим князьям могут в полной мере объяснять и древнейшие отношения подданнических волостей к Киеву. Все они были настолько независимы от Киева, насколько Новгород до его падения был независим от великих князей. Древляне были мучимы Олегом и Игорем, а все-таки имели своего князя до их окончательного порабощения Ольгой. Это последнее обстоятельство и было причиной, почему Древлянская земля поступила не в удел, а в надел одному из киевских князей. Все остальные: радимичи, вятичи, северяне, как в Новгородской стране полочане, кривичи, чудь, весь, меря – платили только дань, но управлялись независимо своими старейшинами и даже князьями, которых они, подобно Новгороду, вероятно, могли призывать и могли изгонять. Новгородская форма политической жизни была самая древняя форма. В Полоцке и Турове даже при Владимире существуют свои особые князья. Свидетельство летописца, что каждое племя имело свое княжение, в Деревах свое, дреговичи свое, словени свое и т. д., вполне ясно обозначает состояние первобытных дел Русской страны. Мы полагаем, что при Святославе этот строй земских отношений был еще в полной силе. Насколько и в каком направлении он изменился впоследствии, увидим. Но согласно с показанием летописца мы должны отделить для первого Русского, или собственно Киевского, княжества только землю Киевскую и Древлянскую. Святослав ничего не подумал даже о Новгороде, где он в малолетстве сам был князем; не подумал потому, что не сознавал своих прав распоряжаться этой областью как своим имуществом. Он собирался уже отправиться в свой любимый Дунайский Переяславль, как пришли люди новгородские. Они прослышали, что на Руси строится дело неладное, что князь совсем уходит, оставляя землю малолетним детям, стало быть, во власть дружины. Новгородские люди пришли к Святославу просить себе князя. «А если не пойдете к нам, – примолвили они, – так мы на стороне отыщем себе князя». «Только бы кто пошел к вам!» – ответил Святослав и объявил новгородскую просьбу сыновьям, т. е. на самом деле их дружинам. Очень понятно, что и Ярополк, и Олег не захотели в Новгород; их дружинам было бы очень тесно в независимой области. Добрыня, посадник новгородский, поддакнул новгородцам: «Просите Владимира!» Владимир был сын Святослава от Ольгиной ключницы Малуши. Добрыня был брат Малуши и, стало быть, дядя Владимиру. Отец у них был любечанин Малко. «Отдай нам Владимира!» – решили новгородцы, вероятно, еще прежде обдумавшие это дело по уговору с Добрыней. «Вот он вам!» – сказал Святослав, отдавая малютку с рук на руки и, вероятно, очень радуясь, что и это дело окончилось хорошо и скоро. Он спешил на Дунай.

И пошел Владимир с Добрынею в Новгород, а Святослав – в Переяславец.