Расул Гамзатов

Ты среди умных женщин всех умнее,
Среди красавиц — чудо красоты.
Погибли те, кто был меня сильнее,
И я б давно пропал, когда б не ты...[94]

«СИЖУ В ПРЕЗИДИУМЕ, А СЧАСТЬЯ НЕТ»

Лев Толстой как-то сказал: «Хороший писатель — второе правительство». Расул Гамзатов многие годы и был им, участвуя в делах государственной важности. Но его не покидало сомнение: тем ли он занимается? Его ли это дело? Гамзатов верно служил своему народу, депутатом которого был, но у поэзии свои вечные мерила. И ничто не могло его убедить, что политическая карьера важнее поэтической судьбы. Он голосовал за множество проектов духовного возрождения, за чудесные законы, обещавшие свободу и процветание, но благоденствие всё не наступало.

Своё отношение к вопросу о поэте во власти Расул Гамзатов позже высказал, беседуя с поэтессой Косминой Исрапиловой:

«Многие поэты были у власти. Сам Гёте был министром, но от этого не стал меньше как поэт. Айтматов — посол, но не перестал писать свои произведения. Много посредственных писателей стали депутатами, а пишут по-прежнему плохо. Есть, конечно, поэты, которые борются против политического руководства. Я никогда не боролся. И многие не боролись. Они ставили более широкие задачи — общечеловеческие. И к тому же от борьбы против политической власти каждый раз пахнет кровью, а литература — это человеколюбие. Литература борется не столько против преступления, сколько против порока. Если порока не будет, преступления не будет. Говорят, жизнь — борьба. Я бы так о себе не сказал. Моя жизнь не столько борьба, сколько любовь. Надо помогать совершенствовать власть, систему, реформу, так же как поэт совершенствует стиль, форму своих произведений. Поэт очень далёк от власти, и власть далека от поэта. И это хорошо. Если бы Чехов стал бороться против злоумышленников и хамелеонов, то ему некогда было бы о них писать, а тем более ещё быть доктором и лечить людей».

Собрания! Их гул и тишина,
Слова, слова, известные заранее.
Мне кажется порой, что вся страна
Расходится на разные собрания...
Неделю заседают пастухи,
Оставив скот волкам на растерзание.
В газетах не печатают стихи:
Печатают отчёты о собраниях...
Хочу работать, жить, хочу писать,
Служить вам до последнего дыхания...
Но не окончил я стихов опять:
Пришли ко мне — позвали на собрание![95]

Для писателя нет ничего невозможного, пока он сидит за своим рабочим столом. Творческое воображение легко сотворит идеальное государство, где просвещённые правители обеспечивают процветание гармонично устроенного общества. Но если тому же писателю вверить бразды правления им же придуманной державы, то его неминуемо постигнет катастрофа. Государство — слишком сложный механизм с противоречивыми интересами разных слоёв общества, и для управления им одних благих намерений далеко не достаточно. Не случайно Гамзатов называл свои государственные бдения то трагедией, то комедией, и то и попросту — фарсом.

Я в жизни столько выслушал речей,
Зевоту подавляя для приличья,
А в это время где-то пел ручей,
И где-то раздавалось пенье птичье[96].

«Я долгое время был в Верховном Совете СССР, но больше всего запомнил одно заседание, — рассказывал Расул Гамзатов Космине Исрапиловой. — В зал Кремлёвского дворца залетела ласточка, и все ей аплодировали. Она словно напомнила депутатам: весна наступила, а вы тут говорильней занимаетесь».

Яков Козловский писал, как однажды в перерыве заседания Президиума Верховного Совета к Гамзатову подошла сотрудница аппарата: «“Не желаете ли отправить телеграмму домой?” Гамзатов вырвал из депутатского блокнота страницу и написал: “Сижу в Президиуме, а счастья нет”». Эту историю рассказывают многие, в разных вариантах, но суть остаётся одной.

По-своему рассказывал об этом и кинорежиссёр Георгий Данелия. В его книге «Тостуемый пьёт до дна» есть несколько историй, связанных с Расулом Гамзатовым. Одна из них — тоже о Гамзатове в Верховном Совете:

«На одном из заседаний после голосования Микоян сказал:

— Товарищи, Министерство здравоохранения рекомендует через каждый час делать пятиминутную производственную гимнастику. Думаю, и нам стоит последовать этому совету. Не возражаете?

— Возражаем, — сказал Расул.

— Почему? — насторожился Микоян.

— Я целый час руку поднимаю — опускаю, поднимаю — опускаю. Разве это не гимнастика?

И это ему простили!»