Ратибор и тайна Великой Коляды. Книга 1. Чёрная луна Морены

Орущий и улюлюкающий многоголосый нестройный хор звонко распевал придуманные на ходу колядки. Эхо, вторя голосящим, разносило мелодию по подъезду. Мальчик удивился – почему на устроенный шум не реагируют соседи. Тем временем укрывшиеся под масками запели хором, стройнее и слаженнее, чем несколькими минутами раньше:

Открывай закрома!

Угощенья готовь!

Хлебный год ждет тебя!

Стадо тучных сто коров!

– Чего разгорлопанились! – всё же один из соседей не выдержал, из приоткрытой двери опасливо высунулась усеянная бигудями голова. – Ох ты ж! – недовольная женщина слегка отпрянула, разглядев злостных нарушителей покоя. Но, не побоявшись устрашающих масок, продолжила негодовать: – Идите на улицу, там и орите! А лучше в лес!

– Влеес–с–с, лес, лес, лес, – бойкое эхо бодро убежало гулять меж этажами.

Как по сигналу, колядующие, позабыв о растерянном Ратиборе, за спиной которого маячила недовольно покусывающая губы Берегиня, устремились к его соседке. Та предусмотрительно нырнула в квартиру и захлопнула дверь, не ведая, чего можно ждать от беснующейся молодежи, и продолжая негодовать уже из надежного убежища.

– Полицию вызову! Думаете, управы не найдется?

– Тетя, ну зачем полицию! – задорный девичий голос донесся из–под хари лисы.

– Лучше угости, чем стол богат! – вторила ей рогатая маска козы с огромными деревянными зубами.

И вновь не сговариваясь, словно единый организм, колядующие запели:

Каравай–каравай,

Угощения давай!

Тауси–уль–люси,

Угощения неси!

За дверью смолкли. Маски же наоборот – начали шуметь громче, свистя в свистелки и дудя в дуделки.

Если хочешь сытный год,

Три конфеты нам вперед!

Хочешь ты богатый год,

Пироги неси нам в рот!

Колядующие, нисколько не боясь гнева остальных соседей или обещанного визита полиции, раздухарились вовсю. Напротив, Ратибор начал нервничать. Узнав поющие голоса, он понял, что пришли именно к нему.

Выждав небольшую паузу, соседская дверь открылась на распашку. На удивление мальчика, соседка – сварливая, постоянно чем–то недовольная женщина – стояла на пороге, держа поднос, доверху наполненный конфетами, фруктами и печеньем. Бигуди отсутствовали – и когда только успела?

– Угощайтесь, гости дорогие!

Она была само радушие. Доброжелательная улыбка не сходила с лица. Самое удивительное – ясно виделось, что улыбка не натянутая, не наигранная, а по–настоящему светлая, излучающая тепло.

Маски переглянулись и, перехватив поднос, вывели сияющую женщину на площадку, после чего завели вокруг неё хоровод:

Коляда идет, коляда идет!

Радость он в мешке несет!

Счастье он в мешке несет!

Овсень–Таусень,

Жизнь будь сладостна!

Проводив счастливую женщину, колядующие вернулись к двери Ратибора. Мальчик дивился: как лихо его гости справились с ворчуньей. Они не только избежали скандала или вызова правоохранителей, но сумели поднять соседке настроение, и – вот невидаль! – получить из её рук угощение. Когда Ратибор напомнил себе: кто явился под харями и лярвами, то осознал, что иначе и быть не могло.

– Как видишь, старые традиции возвращаются! – до этого момента недовольно сопящая за спиной мальчика Берегиня радушно улыбнулась гостям. Она тоже отлично видела, кто пришёл под масками, и искусно скрывала своё недовольство – не время и не место.

– И здорово, что они возвращаются! Впереди самая длинная ночь в году – ночь чудес! – мальчик с радостью обернулся. – Идем гулять?!

В ответ колядующие загудели – их ждало славное приключение.

– Идем! – неохотно пробормотала русалка, с прищуром рассматривая пол у себя под ногами. В отличие от остальных, она учуяла, что не только празднующие посетили дом Ратибора. Внизу находился не менее значимый для ночи Карачуна гость. – Действительно: время чудес!

* * *

Навь. На границе двух миров (12:17)

– …шшшшшш…

По воздуху разносился скрежет. Гулкий протяжный звук, словно пойманный в западню, неспешно скитался от стены к стене, не желая утихать. Окажись поблизости живой – сбежал бы в ужасе, если бы не помер до того. Но живых в округе не наблюдалось.

– …ши–и–и–иш–ка…

Было не понять, что рождало этот будоражащий душу гул: завывание ветра, рвущегося сквозь прогнившие доски; трение истрепанных временем жерновов, желавших молоть не важно что: зерна или человеческие кости; или шум порождает сгустившаяся у стены тьма?

– …мальчишка…

Темнота пришла в движение. Звук усилился в такт голосу, такому же скрипучему и тревожному.

– Найду!..

Скрежет стал интенсивнее и порывистее, то и дело переходил в легкое постукивание. Злость и тягостное напряжение, висевшие в воздухе, готовы были вот–вот вспыхнуть – лишь поднеси запал.

– Найду–найду!..