Ратник

– А мы трясемся… смерти своей ждем!

– Но не тронули они нас! Как побили супостата – вернулись в свои могилы.

– Да что вы брешете! – рявкнул Устинка, рука которого восстанавливалась плохо и его пришлось отправить в Тулу. Ибо не боец.

– Это я-то брешу?!

– Ты! И ты! Какие мертвецы!

– Я их своими глазами видел!

– Это были мы! Дурень!

– Ты ври да не завирайся!

– Я на том крест поцелую!

– А жуткий вой!

– То Андрей приспособу выдумал, из бересты, чтобы орать громче. По прошлому году еще. Вот в нее Аким и завыл. А вы и обосрались! Малахольные!

– Да как же так?! Не было такого!

– Вот те крест!

Так и ругались.

Воевода же, чуть пихнув в бок отца Афанасия, кивнул на все это безобразие.

– Что делать будем?

– Ох… дела мои грешные… – покачал тот головой.

И тяжело вздохнув влез в этот совершенно неконструктивный и опасный спор. Попытавшись вывести его в иное русло.

– А как дела у Андрея? Живы ли все?

– Пафнутий преставился.

– Как же так?

Устинка и рассказал. В деталях. Но со своей колокольни и своего понимания.

– Предали земле?

– Честь по чести. В броне да при оружии погребли. Положив лицом на восход солнца.

– Это еще зачем?

– Андрей сказывал, что в старину так воинов погребали, чтобы в лучшем мире они сразу в небесный ратный строй определялись.

Отец Афанасий поморщился, но возражать не стал. Совершенно языческое это поверье, судя по одобрительному реву, пришлось очень по вкусу всему полку. А идти против своей же паствы – глупо.

– Он и в остальном по старине погреб? – спросил с прищуром священник.

– Да откуда же мне знать? Я того не ведают. Ну… молитву над Пафнутием прочел. Крест деревянный поставили. Вроде все честь по чести. Только отчего-то он хотел положить его лицом к восходу и в броне с оружием. Но как по мне, то достойно. И дрался Пафнутий добро. Его в самом конце дуриком убили.

– Добре, добре, – положив руку на плечо священника, произнес воевода. Дескать, не лезь в бочку.

– Да, добре, – кивнул Устинка. – Андрей так и сказал. Указав нам, что Пафнутий погиб за свое праотечество не выпуская оружия из рук.

– Как-как? – дернулся священник.

– Не выпуская оружия из рук. Для него это было очень важно почему-то.

– Ну а что? – сжал плечо священнику, произнес воевода. – Доброе дело. Знать дрался насмерть и стоял крепко. Такое не грех и отметить. Главное, что он похоронил его по-христиански.

– А то! И молитву прочитал. И крест поставил. И даже щит сверху положил. Вот, такой же, – потряс Устинка своим, отец Афанасий же вновь поморщился, но меньше, сильно меньше. – Это, сказывают, старинный христианский символ, который несли на своих щитах еще воины Константина Великого! И разрази меня молния, если Всевышний Господь наш не защищал нас в этом походе! Столько супостатов побили! И всего один из нас пал!

Еще немного поболтали.

А потом началось гуляние. Тула праздновала. Пила хмельное. Пела песни. Жгла костры. И долго никак не могла успокоится. А ближе к утру поместные дворяне затянули «Звезду» в адаптированном варианте. Том самом, в котором ее исполнил Андрей своим людям.

Отец Афанасий сидел на лавочке, откинувшись на ствол дерева, у которого она стояла, и внимательно слушал с закрытыми глазами. И сколько не старался, не мог заметить ни одного слова, которое бы прославляло старых богов или еще как-то поощряло язычество. Заметить не мог, но нутром чуял – песня сия была насквозь языческой. Полностью. Всецело. Однако придраться формально не к чему…

– Что отче, отдыхаешь? – спросил воевода, присаживаясь рядом. – День был горячий.

– Слухи… опять слухи… что нам с ними делать?

– Ты о чем?

– О том, что Андрей де мертвецов воскресил и в бой против супостатов отправил.

– Так брехня же.

– Это мы с тобой то понимаем. А люди болтать станут…

– Вряд ли. Устинка же все объяснил. А кто станет, тому укорот дадим, – отмахнулся воевода. – Ты мне лучше скажи, что с полоном делать станешь? Вон их сколько!

– Надо по домам их разводить.

– Не все с Тулы и земель ее.

– Не все.

– Данила сказал, что Андрей предложил тем, кто желает, остаться у него. Но самоуправство чинить не стал. И всех сюда отправил. Чтобы мы с тобой решили.

– Удивительно, что не стал…

– Так что? Не хочешь ему людишек оставлять?

– Да куда нам деваться-то? – горько усмехнулся отец Афанасий. – Никто из помещиков, не поймет.

– Вот и я думаю, не поймут. И не только помещики.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Ко мне тут из Москвы человечек приходил. Сказывал, будто бы брат царицы хочет поближе пообщаться с Андреем.

– Этого нам еще не хватало. Господи Иисусе! За что нам это испытание?!

– За все нужно платить, – философски заметил воевода, пожав плечами. – Полк вон – расцвел. Люди рвутся в бой. И все о двуконь. Знать, за это такая цена. Не великая, я тебе скажу.

– Великая… ой великая… Константина Великого приплел. Вот стервец!

– А что? Разве сей символ не он удумал?

– В том-то и дело, что он. Но я-то о том от митрополита узнал. А он откуда? Боже! Как же я устал… просто устал… я уже просто не знаю, что со всем этим делать.

– Жить… просто жить…

Глава 8

1554 год, 10 июля, вотчина Андрея на реке Шат