Ратник княгини Ольги

Глаза Мала покраснели после вчерашних возлияний, но выглядел он расчесанным и умытым. Кафтан из заморской парчи был наброшен прямо на плечи, рукава свободно болтались вдоль могучего тела. Острая шапка с меховой оторочкой сидела на самой макушке.

– Заче-е-ем? – переспросил Мал. – Коли волк повадился к овцам, то вынесет все стадо, если его не убить.

– Не волки мы, – возразил Игорь, садясь прямо. – Овчарки. Псы сторожевые, что в обиду вас не дают.

– Псы, говоришь? Что ж, будь по-твоему. Собачью смерть тебе назначу. Попомнишь, как Коростень грабить. – Плюнув в сторону пленников, Мал обратился к своим дружинникам. – Ну-ка, браты, гните деревья. Вон те. – Он указал пальцем на березовую рощицу в отдалении. – Был один Игорь, станет два. Оба смирные.

Гогоча, поскакали, побежали люди от шатра к березам, пронзительно белым на фоне неба. Ужасом обдало Игоря, как будто ледяной водой из ушата облили.

– Да ты что, князь? – выкрикнул он, еще не веря, что все это всерьез, не понарошку. – Умом тронулся? Почто бесчестишь равного себе? Руби мечом, бей копьем, коли надумал, а позорить не смей.

– Не ровня ты мне больше, – надменно произнес Мал. – Уговор нарушил? Нарушил. Пришел как тать[8] – как тать и сдохнешь. Мало тебе было? Всего захотел? Так я сам все твое отберу. – Он повысил голос. – Берите его. Ведите.

И откуда только силы взялись у Игоря? Одного дружинника отбросил, другого. Третьему в ухо так двинул, что только сапоги мелькнули, а там и ему кулаком перепало. Брызнули звезды из глаз, померк мир, а когда прояснилось снова, то уже тащили Игоря, заламывая ему руки, голову выворачивая. Хрипел, скалился, косился дико, будто жеребец, а шел, мелко переступая.

Эх, прибили бы на месте! Но нет, вели, тащили волоком, под конец и вовсе на руках несли, сопя, толкаясь, пересмеиваясь.

– Сейча-ас… Сейчас узнаешь.

Когда сбросили на землю, как мешок, и принялись вязать, Мал уже был рядом – прохаживался нетерпеливо. Игорь завертелся, задергал руками и ногами, да путы держали крепко. Лежал он между двух деревьев, склоненных верхушками к земле и удерживаемых в таком положении толстыми веревками, обвитыми вокруг пней.

– Знаешь, что дальше будет? – осведомился древлянский князь, утирая губы после поднесенной чарки.

– Догадываюсь, – буркнул Игорь.

– Ты про это? – Мал кивнул на согнутые березы. – Тут и дитя поймет, что к чему. Не-ет. – Он покачал головой. – Не про то разговор.

– Про что тогда?

Ужасное предчувствие зазмеилось холодом в груди Игоря.

– Когда княжна твоя слезы выплачет, я к ней сватов зашлю, – пояснил Мал, расставляя ноги пошире и закладывая большие пальцы за широкий кожаный ремень с бляхами. – И настанет мир между Коростенем и Киевом. А там уж я ее под себя подомну. – Он осклабился, шевеля ноздрями. – Бабы силу уважают. Как захочу, так заверчу Ольгою.

Он сделал похабный жест.

Игорь опять задергался, брыкая ногами, привязанными к березам.

– Врешь! – крикнул он. – Не пойдет за тебя Ольга.

– А куда ей деваться? – насмешливо поднял бровь Мал. – Каково бабе одной с войском управляться? Одной и на ложе не сладко, а на поле брани и подавно. Моей будет Ольга. И пащенок твой моим будет. И вся земля.

– Ах ты…

Игорь плюнул, да только бороду испачкал. Слюна от крови стала вязкой.

– Не трожь Ольгу, – почти взмолился он. – Жизнь мою забирай, а ее оставь заради бога.

– Твоей жизни вот сколько осталось. – Мал отмерил пальцами. – Неравный обмен. Не согласен.

Рука его поднялась вверх и упала. Двое древлян одновременно рубанули натянутые веревки, высвобождая напряженные стволы. И взмыл Игорь кверху широко расставленными ногами.

До неба не долетел – все гораздо раньше закончилось. Разом.

Глава II Дурные знамения

Когда Ольга проснулась, было еще совсем темно. Тянуло гарью из остывшей печи, скрипел сверчок под половицей, сопел натужно Святослав в колыбельке, установленной подле княжеского ложа. Второй день маленький носик сына был забит соплями, а в груди у него хрипело и хлюпало.

Чтобы не простудить его еще больше, пришлось сильно натопить в опочивальне и наглухо закупорить все окна. Дышать здесь стало совсем нечем, да еще и тяжелый дух стоял от барсучьего жира, которым натерли тельце Святика.

Ольга раздраженно отбросила тяжелое одеяло. Сырая рубаха неприятно липла к телу. Ольга стащила ее через голову и, скомкав, бросила на пол. Взяла из сундука чистую, надела и босая пошла к печи. Поверх сложенных в углу поленьев лежали заранее заготовленные ветки вереса. Взяв одну, Ольга бросила ее поверх тлеющих угольев. По комнате расплылся душистый запах, перебивший все остальные.

Ольга склонилась над колыбелькой, потрогала губами лоб Святослава. Похоже, жара не было. Помогли отвары, мази и капли византийские. Ну и слава богу.

Поколебавшись, Ольга сплела пальцы у груди и отвесила три поклона, метя волосами пол. Если не поблагодарить Сварога[9], он отомстит. Нашлет на сыночка новую лихоманку или еще что-то придумает. Нет, лучше его не гневить. Остальных тоже.