– Ты говоришь, чтобы приятное мне сделать, – сказала она, потому что очень уж хотелось ей слушать подобные признания.
Ясмуд, приняв ее кокетство за чистую монету, стал горячо настаивать на своем. Некоторое время она слушала, затаенно улыбаясь, а потом вдруг помрачнела.
– Я уже говорила, что никогда не стану твоею женою? – внезапно спросила она.
– Много раз, – подтвердил Ясмуд. Его настроение тоже изменилось.
– И деток у нас не будет, – продолжала Ольга, и в ее голосе сквозило раздражение.
– Не будет, – вздохнул он.
– Тогда зачем мы вместе? Для блуда?
– Для любви, – поправил Ясмуд осторожно.
Она села на расстеленной шкуре, не стыдясь своей зрелой наготы.
– Нельзя мне любить, – с тоской произнесла она. – Я княгиня, за Русь в ответе. Дам слабину, все пойдет прахом.
– Почему? – искренне удивился он.
– Разве ты не понимаешь? Любовь делает сердце мягким, как воск. А мне твердое требуется. Кремень. – Она показала крепко сжатый кулак. – Только так править можно.
– А ты добром пробуй. Лаской.
– Ла-аской? – протянула она и засмеялась отрывистым недобрым смехом, от которого затряслись ее груди. – Вот дадут тебе стадо пасти, так разве ж ты с ним без батога сладишь? И овчарки нужны злые, и загоны, и ограды колючие. Так и народ. Одни – овцы, другие – коровы, третьи козами по горам скачут. Все разные, но всем сила нужна, иначе не станут слушаться.
– А если отпустить их с миром? – предположил Ясмуд. – Пусть живут как хотят, без батогов и загонов.
– Так их волки тотчас задерут, – опять засмеялась Ольга. – Они в пропасти провалятся, в болотах потонут. Или их другие пастухи к рукам приберут, и тогда опять то же самое, что и прежде. Кнут и дубина. А в конце – нож мясницкий.
Она была права. Сто раз, тысячу раз права. И, согласившись с этим, постиг Ясмуд другое – то, чего раньше не разумел. Вера не для того нужна, чтобы Бога задабривать или милости у него выпрашивать. Вера нужна, чтобы не пропасть. Без нее нет никакого смысла в существовании. Живешь-живешь, а потом подыхаешь, вот и весь сказ. Но с верой все иначе. Христос нам путь к свету указал. Соблюдая его заповеди, не просто мычишь, жуешь и блеешь. У тебя наиважнейшее дело появляется. Бог мир сотворил, а ты этот мир лучше делаешь, добрее и краше. Разве не в том предназначение человека?
Стал делиться своими мыслями Ясмуд, но, видать, слишком туманно и путано у него получалось, потому что Ольга, послушав немного, отмахнулась:
– Хватит, Ясмуд. Не хочу даже думать. С такими идеями победу не одержать. Не нужен мне Христос. Мешает только.
– Да как же…
– Молчи. – Она приникла к нему, закрывая его рот ладонью. – Просто люби меня. Для меня это важнее.
Он уехал огорченный – и предстоящей разлукой, и упрямством, с которым Ольга отрицала Христа. Не повезло ей с Ясмудом. Не умел он, как Павел, сердца зажигать божьим словом. Косноязыким уродился. Как до людей истину донести, если даже любимая женщина слушать отказывается?
Ольге тоже было не весело. Оставшись одна, она думала о своей доле и жалела себя. Уж очень тяжел оказался венец княжеский, да только сбросить нельзя. Потерявшие власть своей смертью не умирают, слишком много у них врагов. А ведь Ольге нужно было не только сына сберечь, но и Русь. Некогда о спасении собственной души думать. Многие тысячи чужих душ зависели от княгини Ольги.
Воеводы предложили ей обойти Коростень, она отказалась.
– Будем брать сей град, – сказала княгиня. – Он как язва. Если не вырезать, бросить так, загноится и все вокруг отравит.
– Но, княгиня, – попытался возразить Свенхильд, – мы у стен этих тысячи ратников положим, а зачем нам Коростень?
– В городе засели те, кто в смерти Игоря повинен и мести твоей боится, княгиня, – поддержал его Ярополк. – Просто так они оружие не сложат, будут биться до последнего.
– Дорого заплатим за победу, – подал голос Бердан.
– Давайте обложим Коростень со всех сторон и будем держать в засаде, пока голод или мор не начнется, – предложил Мстислав. – Тогда сами ворота откроют.
Ольга подумала о том, что не сможет вернуться в Киев к Ясмуду и Святославу, пока не покорит столицу древлянскую.
– Нет, – заявила она. – Я сказала, что мы будем брать Коростень, и мы его возьмем.
Воеводы зашевелились, закрутили головами так, что пламя светильников заколебалось, разгоняя мохнатые тени по покрывалам шатра.
– Не все так просто, княгиня, – вздохнул Свенхильд. – Сейчас я тебе покажу. – Он развернул на столе большой свиток. – Здесь сама крепость изображена и укрепления вокруг. Это река Уж, видишь? А тут, на правом берегу, Коростень стоит на скале гранитной…
– Шестьдесят локтей в высоту, между прочим, – уточнил Мстислав хмуро.
Ольга склонилась над свитком, который придерживал за края Свенхильд, и перстней на его пальцах было не меньше, чем шрамов. Много крепостей взял он на своем веку и хорошо представлял себе, какие трудности ожидают осаждающих Коростень.
– Еще и стены, – заметил он.
– Я вижу, что город не так уж велик, – произнесла Ольга упрямо.