Читаем Ратник княгини Ольги полностью

– Чтобы другие тоже прочли, – ответил Ясмуд, улыбаясь светло и просто.

– Другого занятия не нашел?

– Нет, княгиня.

Он редко звал ее по имени, хотя ночевал в Ольгиных покоях как минимум раз в неделю. Странное дело, но это их не сближало. Напротив, ей казалось, что Ясмуд отдаляется все больше. Куда-то туда, откуда все ее государственные дела представлялись нелепыми и смешными. Ее это сердило и немного пугало.

Все чаще задумывалась Ольга над тем, что с ней будет, если учение Христа истинно. Прежде все было просто и ясно. После смерти она опять станет княгиней в далеких краях, куда нет ходу при жизни. Там будет все то же: борьба за престол, войны с соседями, победы и поражения. Но мысль о Страшном суде, через который пройдут все в свой черед, не давал Ольге покоя. Услышав про то, как мертвые восстанут, чтобы получить воздаяние за свои плохие и добрые дела, она сердцем почуяла, что это правда. Возможно, она всегда предполагала нечто в таком роде, но гнала от себя догадки, чтобы ожидание будущей расплаты не отравляло нынешнюю жизнь. После разговоров с Ясмудом это сделалось невозможным.

– Княги-иня, – передразнила она. – Все о любви божьей толкуешь, а от самого слова ласкового не дождешься.

– Твоя правда, Ольга, – потупился Ясмуд.

– Почему не Ольгонька? – спросила она нервно.

Он покачал головой:

– Боюсь привыкнуть. Ляпну при посторонних, сраму не оберешься.

– Думаешь, дворня ничего не видит, не слышит?

– Пока мы приличия соблюдаем, они тоже помалкивать станут, – сказал Ясмуд.

– Приличия, – повторила Ольга в сердцах. – Надоело! Все надоело. Одна за все в ответе, остальные только промаха моего ждут. А тут еще Святослав…

– Что с ним?

– Совсем от рук отбился. Язык распускает. Ты совсем воспитание забросил. Дядька называется.

– Перестал признавать меня Святослав, – согласился Ясмуд. – Все больше со Свенхильдом и его сыновьями время проводит. Одногодки. Я ему больше не указ. Отозвала бы ты меня от него, княгиня. Так нам обоим лучше будет.

– Отозвать? – Ольга бросила на него зоркий ястребиный взгляд. – Ладно, будь по-твоему. При мне останешься.

– При тебе?

– Не бойся, не для любовных утех. Помогать станешь в делах государственных. Советником тебя назначу.

– Какой из меня советник, – замялся Ясмуд. – Божьему человеку – божье, кесарю – кесарево.

– Кесарь – это кто? – осведомилась Ольга.

– Правитель, навроде царя татарского.

– Опять, небось, слова Христа повторяешь?

– Как же не повторять, когда вся мудрость в них сокрыта.

– Значит, ты у нас шибко мудрый теперь, – прищурилась она. – Вот и подсказывай мне, темной. Садись. Сядь, говорю!

Повинуясь нетерпеливому взмаху Ольгиной руки, Ясмуд занял место за столом. Она села напротив, превратившись в темный силуэт на фоне цветного витража, просвечиваемого насквозь солнечными лучами.

– Что будем с новгородскими землями делать? – спросила она, упершись руками в стол. – Идти мне дальше на север или лучше не переправляться через Лугу[18]?

– Нашла кого спрашивать, княгиня, – пробормотал Ясмуд, качая головой. – Я там не был ни разу.

– Карту погляди.

Ольга придвинула к нему старинный пергамент с истрепавшимися краями. Не прикоснувшись к нему, он опять покачал головой:

– Не смыслю ничего в картах, княгиня.

– Вот, гляди… – Порывисто поднявшись с кресла, Ольга обошла стол и принялась водить пальцем по нарисованным линиям, объясняя: – Это реки, видишь? Здесь леса кудрявятся. Тут поселения. Здесь мои погосты. Туда емцы и вирники[19] собранную дань свозят. Они вооружены, как водится, но мало их. Хочу на месте погостов крепостицы и острожки поставить с дружинниками.

– Ставь, конечно, – согласился Ясмуд.

– Тогда им придется огороды копать, скот разводить, охотиться, рыболовствовать.

– Пусть занимаются. Дело нужное.

– Им местные не позволят, – возразила Ольга. – На чужое зарятся, скажут. Убивать станут.

– Как же быть? – Ясмуд обернулся к ней и поднял взгляд.

– Ты мне скажи.

– Не знаю я, княгиня.

– Не знает он. – Ольга вздохнула. – А я, по-твоему, знаю?

– По-моему, да, – сказал Ясмуд. – Я вижу, тебе привычно с делами государственными управляться. И народам под тобой не так тяжко, как под другими правителями.

– Стараюсь не разорять их данью. Иначе как платить станут? Да и воевать не спешу. Бабье сердце у меня. И жалость бабья.

Сделав это признание, Ольга смутилась и хотела отойти, но Ясмуд не позволил, удержал за руку.

– Если бы можно было всегда так, чтобы не воевать, – произнес он.

– Я и сама хотела бы, – призналась она. – Да не получается. Не я войной на Новгород пойду, так он на нас обрушится.

– А ты попробуй, – тихо сказал Ясмуд.

– Что попробовать? – не поняла Ольга.

– Не ходи на новгородцев. Они и так платят. Оставь все как есть.

– Как есть, говоришь?

– Да, княгиня.

– Хорошо, – неожиданно сказала Ольга, возвращаясь на место. – Будь по-твоему, Ясмуд, будь по-твоему. Не пойду на север. И на восход не пойду, и на закат тоже. – Глаза ее заблестели. – Никуда не пойду. Не сдвинусь с места. Распущу войско.

Ясмуд уже понял, к чему клонит княгиня.

– Войско распускать не обязательно, – быстро сказал он. – Пусть дружины границы стерегут и обороняют.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература