- Некоторые считают, что пропагандистом надо родиться. Может, и так. Я стала пропагандистом еще на войне, в тяжелое для Родины время, под Сталинградом.
…В вагоне-теплушке тепла не было. Его выдували без остатка зимние ветры казахстанских степей. Воинский эшелон буравил снежную круговерть. Медсестра Клава Клокова горячим дыханием оттаивала пятачок в заиндевевшем окошечке на верхних нарах, ловила названия станций, и полустанков. Поезд шел по железной дороге Акмолинск - Карталы, той дороге, в строительстве которой она недавно участвовала как посланец комсомола. Сейчас эта дорога вела на фронт, остановки случались все чаще: буран, как шлагбаумом, перекрывал путь снежными заметами. И тогда из теплушек высыпали красноармейцы и молоденькие лейтенанты в новеньких полушубках, еще не потрепанных ветрами шапках-ушанках, нерасхоженных в походах валенках. Дружно разминали плечи, расчищая путь. Клава заметила: вместе со всеми работал невысокий, но плотный командир со знаками различия старшего политрука.
По возрасту комиссар многим бойцам и командирам годился в отцы, но трудился с азартом, с шуткой-прибауткой, по-молодому. Вокруг него всегда и людей погуще, словно здесь снег легче бросать.
Когда эшелон тронулся после одной из таких вынужденных остановок, комиссар вскочил в вагон медсанбата. Отряхиваясь от снега, весело спросил: «Не прогонит медицина?»
- Сейчас - даже рады. А вот там,- женщина-врач махнула рукой на запад,- лучше к нам не попадайтесь.
- Уговор принят,- полусерьезно ответил гость.- Хотя меня уже штопали ваши золотые руки,- пошутил он.
Оказалось, не так уже случайно заскочил старший политрук к медикам. Вскоре у остывшей железной бочки-печки, тесно прижавшись друг к дружке, они слушали рассказ о последних новостях. Утешительного мало: враг под Москвой. Но в словах Евгения Семеновича Кутузова (Клава позже узнала имя, отчество и фамилию комиссара) звучала страстная вера в победу: она придет! Через жестокие бои, через раны и смерти, но победа будет за нами, враг будет разбит, уничтожен, изгнан с Советской земли!
- Нам в гражданскую было трудней,- говорил старший политрук.- Мы воевали за власть, при которой еще никто не жил. Сейчас мы уже четверть века живем при Советской власти. Народ полюбил ее, принял, как родную. И поэтому грудью встал на ее защиту…
Эшелон отстукивал километры, проскакивал полустанки. Но сейчас никто не считал их. Комиссар приковал к себе внимание пожилой женщины-врача, молоденьких медсестер и юных санитарок, вчерашних школьниц.
- Главное, девчата, не падать духом,- поднялся комиссар, когда поезд начал сдерживать бег.- Правильно сказал Верховный Главнокомандующий, что будет праздник и на нашей, советской, улице.
…Эшелон выгружался в прифронтовой полосе. С запада доносился гул не то бомбежки, не то артиллерийской канонады. Мерзлая земля часто вздрагивала. Полки 29-й стрелковой дивизии, получив районы сосредоточения, уходили в ночь. Вместе с медсанбатом двигалась ближе к фронту и медсестра Клокова.
Некоторое время Клава ничего не слышала о комиссаре Кутузове. Но вот попалась в руки дивизионная газета «Советский богатырь», в которой рассказывалось о подвигах бойцов, командиров, политработников в боях за Сталинград. Встретилась в ней и фамилия Кутузова. Он поднял бойцов в контратаку и отбил у врага важную высоту, а в другой раз отличился в ночном бою… Однажды комиссар Кутузов прибыл в медсанбат проведать раненых своей части. Тот короткий визит - шли тяжелые бои, и комиссар спешил возвратиться на передовую - оставил след в памяти раненых и медиков. Для каждого нашел он теплое слово, добрую шутку, дружеский совет. Клаву похвалил за внимание к раненым, просил почаще с ними беседовать.
А на следующий день комиссара Кутузова санитары принесли на носилках. Комиссар шесть раз в течение дня водил бойцов в контратаки. Полк вернул оставленные рубежи, но противник обрушил на них шквальный артиллерийско-минометный огонь. Снарядный осколок пробил комиссару грудь.
Клава не знала о ранении Кутузова. Сделав раненым перевязки, рассказала им о фронтовых новостях, о последней сводке Совинформбюро. И вдруг услышала слабый, но очень знакомый голос:
- Подойди ко мне, сестричка.
В углу на плащ-палатке лежал весь перебинтованный комиссар Кутузов.
- А ты молодец… Хорошо говоришь… Сердечно… - комиссар с трудом выговаривал слова.- Из тебя может выйти настоящий агитатор… Нашей, ленинской школы…
Он устало закрыл глаза и словно уснул. Клава выбежала из палатки, не в силах сдержать слезы…