Ратное счастье

И вдруг после обеда выздоравливающие раненые; подняли неистовый хохот. Я отдернула плащ-палатку,; по-свойски спросила:

Эй, братцы-кролики, какая вас муха укусила?!

Слушай, пулеметчица, мы тебя на курсы записали!

Это на какие еще курсы?

На армейские краткосрочные. Младших лейтенантов. Командиров взводов.

Ошалели! Да какой из меня командир? И кто же меня примет?

А мы тебя лейтенанту Широкову, который записывал, сосватали как парня.

Да что вы, ребята, в самом-то деле? А если он не поверит и сюда придет?

— Поверил. Вот и бумажку тебе прислал. Держи.

В этот же вечер меня буквально прихлопнуло горестное известие. Пока я тут отлеживалась, моя родная дивизия, обескровленная в боях, снялась с переднего края и выбыла в глубокий тыл на передышку и пополнение. Мой боевой стрелковый полк!.. Вот теперь-то я была ранена по-настоящему — в самое сердце...

Забившись в свой закуток, я плотно задернула занавеску и, укрывшись с головой колючим солдатским одеялом, замерла в смертной тоске. Не знаю, сколько пролежала в полном отрешении; без мыслей, без слез. Очнулась от раскатистой команды на улице, за окнами избы-палаты: «Смир-р-р-но! Товарищ командующий...»

Сердце екнуло: быть беде!.. Прибежала санитарка Клава, что-то наспех стала прибирать. Предупредила:

— Тихо! Не курить. Командарм Поленов пожаловали. Сейчас в обход с начальством нашим пойдут...

«Ну, все,— подумала я,— отвоевалась!.. Теперь уже от тыла не отвертеться...»

Смирно! — пискнула Клава, когда генерал-лейтенант Поленов рывком открыл дверь нашей яалаты.

Эх ты, курносая! — упрекнул он Клаву густым басом.— Устава не знаешь? Это же раненые — понимать надо... — Он дружески поздоровался со всеми ранеными разом, поблагодарил за то, что честно воевали, пожелал быстрого выздоровления и спросил, есть ли жалобы.

И вдруг моя занавеска на проволоке — «вжик»! Я даже глаза закрыла. Эх, мать честная, надо было спрятаться куда-нибудь...

— Эта? — спросил командарм не знаю кого и начал меня тормошить:—Спишь, Анка-пулеметчица? Ну, здравствуй. А я-то думал, и впрямь богатырша... Впрочем, не в этом дело. Мал золотник... Как самочувствие? Что ж молчишь? Испугалась? — Он рассмеялся. — Я, дочка, пока еще не кусаюсь. Ну да ладно. Поправляйся. Потом подумаем о твоей дальнейшей судьбе.

Надо было, наверное, что-то сказать, поблагодарить высокое начальство, а у меня и язык к гортани прилип. Нет уж, спасибочки. Знаю я генеральские заботы... Опять в тыл? Как бы не так.

В эту ночь мне было не до сна. Гм... «Здравствуй, Анка-пулеметчица!..» А что, если и в самом деле!.. Ах, черт бы побрал мои семнадцать лет!..

Забылась я только под утро. И опять одно и то же...

...Все грохочет и воет. Черный дым разъедает глаза. И нахрапом лезут пьяные «психи»... И руки намертво прикипают к рукояткам пулемета. На весу немеют до самых плеч... И страшно так, как не было и наяву...

...Командир учебной пулеметной роты капитан Вунчиков вертит мою «мужскую» бумажку в обеих руках, глядит на меня с ехидным удивлением и говорит своему заместителю:

— Наш Широков отчебучил: девку парнем завербовал! __

Я не стерпела:

Выбирайте выражения, товарищ капитан! Что значит «завербовал», и какая я вам девка?

А кто ж ты? Парень, что ли? Надела солдатское галифе, так, думаешь, и мужчина? Да и не в том дело, что женщина, хотя мы вашего брата и в принципе и по приказу не принимаем. А тебя и тем более: погляди на свою комплекцию — двухпудовый пулеметный станок на тебя как взвалишь?

— Обязательно станок? А тело пулемета или, скажем, щит — нельзя? Они же легче!

Тут вмешался молчавший доселе замкомроты. Он сказал, иронически усмехаясь:

— До свиданья, милое создание, и привет тому юмористу, который тебя сюда прислал. А нам некогда — надо делом заниматься.

Вот тут-то меня и осенило.

Командарм Поленов!.. Нет уж, дорогие товарищи, что решено — то решено. Чапаев никогда не отступал. И я решилась не моргнув глазом.

— Хорошо,— соглашаюсь покорно. — Я передам привет юмористу — генералу Поленову. Это он меня сюда направил.

Мне не поверили. Командир роты усмехнулся:

Так-таки сам командарм? Гм... Направил... без направления. Что ж он тебе, в таком случае, документ не выдал?

Так ведьон же не писарь, товарищ капитан! При себе канцелярию не носит. Сказал — иди и подучись. А я позвоню. Разве не звонил? Тогда сами позвоните. Или мне позвольте...

Смутились мои будущие начальники, стали шептаться. И позвонили, разумеется, не командарму, а начальнику курсов. И ему напомнили про генерала Поленова. Не знаю, что тот ответил. Но командир роты все еще с кислой миной, но уже без прежней решительности говорит:

— Да ты и пулемета-то не знаешь...

Я возмутилась:

— То есть как это не знаю! Когда я и ранена за пулеметом. Знаю. Что хотите спросите — отвечу. (А про себя: «Пронеси и помилуй, только бы не „про задержки"»). А пулемет — что? Как в песне:

Эх, короб, кожух, рама

Мотыль с шатуном.

Возвратная пружина,

Приемник с ползуном...

А еще катки — колеса да щит бронированный, весом в восемь кэгэ. Детали — потом...