Читаем Ратные подвиги древней Руси полностью

Трудности с определением существа расхождений приверженцев вышеназванных школ дали основание Г. П. Мещерякову считать произошедшее разделение искусственным, так как «взгляды Д. Ф. Масловского на задачи, содержание, методы военно-исторической науки принципиально не отличались от взглядов Г. А. Леера». Согласиться с подобным утверждением нельзя. Представители двух соперничающих направлений по-разному определяли роль науки в развитии «практического» военного дела, вели жаркие дискуссии о важности материально-технических средств и духовно-нравственных факторов в деле боевой подготовки военнослужащих. В поисках аргументов, подтверждающих собственную правоту, «академисты» и сторонники «русской школы» обращались к событиям военной истории. Анализ их концептуальных высказываний, доводов и используемых примеров позволяет утверждать, что главным пунктом расхождений стал вопрос о возможности создания универсальной военной науки, способной «подвести частные явления под общие законы». Убежденными сторонниками необходимости теоретического обоснования всех аспектов военного дела являлись Г. А. Леер и его последователи. В своих построениях они использовали материалы, полученные в ходе изучения войн и военных конфликтов прошлых веков, но лишь для подтверждения достаточно умозрительных гипотез. Военной истории Леер отводил роль лаборатории военной науки, разработав критико-исторический метод исследования, ставивший цель научного поиска в зависимость от необходимости теоретического определения основных закономерностей военного искусства. Один из его учеников П. А. Гейсман полагал, что «вечные и неизменные принципы» организации вооруженных сил и ведения военных действий «были прежде, суть теперь и будут представлять и впредь нечто иное, как руководящие основания в деле решения вопросов, подлежащих военному искусству, как практическому делу» («Гейсман П. А. Краткий курс истории военного искусства в средние и новые века. Ч. 1. СПб., 1893. С. 1). Далее он писал, что изучение теории и практики вооруженной борьбы должно идти параллельно с исследованием истории развития народов и обществ, в противном случае «неполнота изучения и освещения будет иметь следствием узость взглядов и односторонность или недостаточную многосторонность заключительных выводов». Однако если исходный материал не укладывался в разработанные «академистами» схемы, Гейсман легко отказывался от его использования в своих работах. Так, из второго издания «Краткого курса военного искусства» он исключил все примеры, касающиеся российской истории, объяснив это следующим образом: «Сопоставление генералов русских с западноевропейскими, войн России с войнами других государств и т. п. совершенно бесполезно. На этом пути невозможно добиться сколько-нибудь удовлетворительных результатов, сколько-нибудь определенных выводов». С утверждением Гейсмана не согласился еще один представитель «академической школы» П. О. Бобровский, постоянно обращавшийся к изучению организации вооруженных сил в Московском государстве XVI и особенно XVII вв. Столь пристальный интерес к эпохе, предшествующей коренной перестройке русской армии, начатой Петром I, объяснялся стремлением опровергнуть существующее в науке утверждение о том, что военно-правовые установления первого российского императора имели исключительно иноземный характер, так как он заимствовал лишь то, что могло прижиться в России. В наиболее полном виде взгляды Бобровского представлены в работе «Переход России к регулярной армии», где изложение конкретного материала предваряет весьма характерное заявление автора: «Сопоставляя события отечественной истории с соответствующими явлениями на Западе в переходную эпоху военного искусства, нельзя не заметить неизбежности у нас перелома в устройстве и содержании войск за многие десятки лет до начала великой северной войны». Значительную часть процитированной работы «Переход России к регулярной армии» (СПб., 1885) Бобровский посвятил изучению состава, комплектования, вооружения и обучения армии Московского государства. В отличие от предшественников им были использованы не только нарративные источники, но и официальные документы, опубликованные в многотомных сборниках «Собрание государственных грамот и договоров», «Акты археографической экспедиции», а также «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до военной науки» Онисима Михайлова и «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Однако содержавшуюся в источниках информацию Бобровский использовал весьма односторонне, привлекая только факты, свидетельствовавшие о неудовлетворительном состоянии вооруженных сил России в допетровское время.

Перейти на страницу:

Все книги серии История допетровской Руси

Романовы. Творцы великой смуты
Романовы. Творцы великой смуты

Одно из самых темных мест в русской истории – возвышение бояр Романовых, укрепление на высших этажах власти, борьба с Годуновыми. Еще более затуманена роль, которую играли Романовы в самой Смуте, приведшей их династию на царский трон. И не потому русские историки обходили эти темы, что не располагали материалами. Материалов, как раз было более чем достаточно.Историкам известно было, что Филарет, отец царя Михаила, митрополичий сан принял из рук Лжедмитрия I, а патриархом его сделал Лжедмитрий II. Известно было историками и то, что, когда ополчение князя Дмитрия Пожарского и гражданина Минина штурмовало Кремль, все Романовы и будущий царь в том числе, находились не с народным ополчением, а по другую сторону кремлевской стены, вместе с осажденными поляками.Об этих стыдливых умолчаниях и пропусках и рассказывает книга Николая Коняева. Чтение ее не просто увлекательное занятие, но и полезное и даже необходимое, потому что, закрывая белые пятна нашей истории, писатель помогает понять нам некоторые события нынешней истории.

Николай Михайлович Коняев

История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр
Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

Перед Вами история жизни нашего соотечественника, моряка и патриота, учёного и флотоводца, с детских лет связавшего свою жизнь с Военно-Морским флотом России. В 1774 году был на три года отправлен в Англию для совершенствования в морском деле. Это определило его политические и экономические взгляды. Либерал. Полиглот знающий шесть языков. Он почитался русским Сократом, Цицероном, Катоном и Сенекой-считал мемуарист Филипп Вигель. К моменту путешествия по Средиземному морю Мордвинов был уже большим знатоком живописи; в Ливорно, где продавались картины из собраний разоренных знатных семей, он собрал большую коллекцию, в основном, полотен XIV–XV веков, признававшуюся одной из лучших для своего времени. Мордвинов был одним из крупнейших землевладельцев России. В числе имений Мордвинова была вся Байдарская долина — один из самых урожайных регионов Крыма. Часть Судакской и Ялтинской долины. Николай Мордвинов в своих имениях внедрял новейшие с.-х. машины и технологии с.-х. производства, занимался виноделием. Одной из самых революционных его идей была постепенная ликвидация крепостной зависимости путем выкупа крестьянами личной свободы без земли. Утвердить в России политические свободы Мордвинов предполагал за счет создания богатой аристократии при помощи раздачи дворянам казенных имений и путем предоставления этой аристократии политических прав. Мордвинов пользовался огромным уважением в среде декабристов. Сперанского в случае удачного переворота заговорщики прочили в первые президенты республики, а Мордвинов должен был войти в состав высшего органа управления государством. Он единственный из членов Верховного уголовного суда в 1826 году отказался подписать смертный приговор декабристам, хотя и осудил их методы. Личное участие он принял в судьбе Кондратия Рылеева, которого устроил на службу в Российско-американскую компанию. Именем Мордвинова назвал залив в Охотском море Иван Крузенштерн, в организации путешествия которого адмирал активно участвовал. Сын Мордвинова Александр (1798–1858) стал известным художником. Имя и дела его незаслуженно забыты потомками.

Юрий Викторович Зеленин

Военная документалистика и аналитика