Ратоборцы

— Спасибо, — ответил ей Славян, пожал пальцы. Коротко, быстро глянул на Мельеса и опять опустил глаза, принялся рассматривать трещины на асфальте. Линда обожгла Мельеса острым злым взглядом и придвинулась ближе к Славяну. Мельес едва заметно улыбнулся и сел рядом со Славяном.

— Знаешь, — сказал он как ни в чём ни бывало, — если спустя столько времени Декстр тебя так вдруг узнал, то это значит, что все кодировки, вложения и оморочки Весёлого Двора исчезли. Ты можешь спокойно вернуться домой и не бояться, что ночью у тебя что-нибудь в голове перемкнёт, и ты зарежешь братьев или подпалишь Совещательные Палаты.

— Я тоже так думаю, — кивнул Славян. — Но всё равно сначала надо лабиринт пройти. А до него ещё четыре месяца!

— Не обязательно. Ты можешь подать прошение магистру, чтобы тебе разрешили пройти лабиринт досрочно. Статьи 7 и 8 «Уложения о рыцарских посвящениях».

— При условии, что магистр захочет возиться.

— Захочет, — сказал Мельес. — Тут ничего трудного нет, разбудить лабиринт сможет любой подмастерье волшебника. Другое дело — пройти.

— Да и пройти тоже, — ответил Славян. — Я ведь объяснял, лабиринт сделан на основе заклинания потёмочной смерти и хоровода иллюзий. Хелефайское волшебство. Но поскольку делали его волшебники-человеки, основой выбрали обычную классическую оморочку. Преодолевать её нас учили. Потёмочная смерть соткана из твоих собственных страхов, игры твоего воображения, поэтому всё, что надо — сосредоточиться на каком-нибудь очень приятном воспоминании. А иллюзия — вообще ерунда, болтается по комнате фигня ну и пусть себе болтается, просто не обращать внимания.

— Просто тому, кто в Весёлом Дворе побывал, — зло сказала девушка.

— Линда! — возмутился Мельес.

— Всё нормально, — накрыл его руку ладонью Славян.

— Извини, — сказала Линда. — Просто я очень боюсь лабиринта. Так боюсь, что ноги подкашиваются.

— Я тоже, — ответил Славян.

— Ты?! — изумилась Линда. Мельес глянул недоверчиво.

— Да, — спокойно и твёрдо ответил Славян. Сказал так, что они поверили.

— Я с тобой пойду, — решила Линда. — Вдвоем будет не так страшно. Да и магистр легче согласится разбудить лабиринт ради двоих, чем ради одного. Прошение завтра пишем?

— Нет. Через неделю. Мне кое-какие дела надо доделать.

— Пусть так, — согласилась Линда и спросила Мельеса: — Ты с нами или до сентября ждать будешь?

Мельес покраснел, смущённо опустил глаза.

— Я вообще не иду в лабиринт. Я подал прошение об отставке. Сегодня днём, когда ходил в управу за сводкой.

— И говоришь только сейчас, и то по случайности! — возмутилась Линда.

— Почему ты уходишь, Рене? — Славян смотрел на него с сочувствием — что бы ни произошло, а такое решение потомственному рыцарю далось очень тяжело.

Мельеса сочувствие взбесило.

— Ты ещё спрашиваешь?! — он вскочил со скамейки, встал перед Славяном. — После того, как столько времени твердил о том, какая мерзость любая война, ты ещё спрашиваешь, почему?! — Мельес перевёл дыхание, заставил себя говорить размеренно и спокойно. — Орден превращается в свору убийц. Война оправдана только в одном случае — когда ты защищаешь свой дом, свою землю от захватчиков. В любом другом случае ты сам становишься убийцей! А что собирается защищать орден в грядущей войне? Ради чего будут убиты люди, разрушены дома, сожжены музеи и библиотеки? За что мир должен платить такую цену? Не знаешь… Я тоже не знаю. Только потому, что у Соколов оказалось на горсть магии больше, чем у нас. Но ведь равновесие можно восстановить и без войны. Без смертей и разрушений. Эта война будет преступной, Славян. И главными преступниками станут Ястребы, потому что именно они начинают бойню. Собираются разрушать во имя своих амбиций, своего тщеславия и трусости… — Мельес сел на скамейку, облокотился на колени, спрятал лицо в ладонях. — Мы столько веков называли себя защитниками добра и Света, а Соколов — порождением Тьмы, злотворителями. — Он судорожно вздохнул. — А на самом деле и Соколы, и Ястребы — одно и то же. Наш орден предал себя, давно уже предал, смешал с дерьмом и грязью всё, ради чего его создавали — честь, достоинство, благородство, милосердие… Я не хочу, не могу и дальше оставаться в ордене, я не хочу валяться в грязи!

Плечи у Мельеса дрожали.

— Ты очень смелый, — тихо сказал Славян. — И честный. А главное — очень сильный. Я не мог бы отказаться от ордена, если бы в нём родился. Не смог уйти, разорвать всё былое, бросить всё, чем жил столько лет.

Мельес едва слышно рассмеялся — с болью и тоской.

— Славян, да, ты не стал бы уходить. Ты бы просто изменил орден, сделал его другим. — Он убрал ладони, поднял на Славяна обожжённые сухими слезами глаза. — Но тебе все наши древние игрушки безразличны.

— Куда ты теперь? — спросила Линда.