Ратоборцы

Зимой темнеет рано, и Лаурин с грустью смотрела в густой тёмный сумрак за окном. Двор ремесленного училища уже не виден, ночного зрения у хелефайев нет. Фонарь опять разбили. Соседи Дариэля по общежитию пользуются электрическими карманными фонариками, но своему любимому она принесла фонарь хелефайский, «путеводную звезду», с магическим светокристаллом вместо лампочки. Его сияние гораздо ярче, но при этом нежнее и красивее. И, что особенно важно для общаги, его невозможно украсть.

Занятия у Дариэля закончились, но он опять задержится на два часа, как задерживается уже полтора месяца. Лаурин знает, куда его влечёт, но делает вид, что ни о чём и не догадывается. А Дариэль делает вид, что верит её незнанию.

Комнату в общежитии Дариэлю дали на этаже для семейных, из-за Лаурин, все бумаги они ходили заполнять вместе, Дариэль тогда не умел читать и писать по-французски. Их и посчитали семейной парой. Не очень-то и ошиблись, большинство ночей Лаурин проводила здесь, а не в доме Пиаплиена, куда ходила лишь на работу. Дочь владыки успешно воевала с тараканьими ордами, готовила на крохотной газовой плитке и совсем не смущалась убогой обстановкой: скрипучая кровать, обшарпанный письменный стол, два столь же обшарпанных стула и старый, гардычащий холодильник. В тесном коридорчике-прихожей, где и развернуться-то можно с трудом, стоят одежный шкаф, обеденный стол на двоих и газовая плитка с баллоном. Душевые и туалет в конце коридора.

Неустроенный быт — мелочь, которую легко перетерпеть. Пугает и ранит другое. То, о чём так упорно молчит Дариэль. То, о чем избегает говорить она. А стена недомолвок становится всё прочнее и выше.

«Хватит, — решилась Лаурин. — Сегодня я с ним поговорю — открыто и прямо. Хватит с нас намёков».

* * *

— Берите бутерброды, — предложил вампир. — Хотите вина?

Вампиры — прекрасные виноделы, но сердце с утра тупо ныло, возмущалось внезапным дождём, и от вина пришлось отказаться.

На столике — грушёвый сок, кофе, бутылка вина и низкая широкая плетёнка с бутербродами.

— Вы ведь не любите излишних церемоний, — сказал вампир. — Не возражаете, если соединим ужин с разговором?

Вслух Славян не ответил. Иногда с телепатами говорить очень удобно, нет нужды в лишних словах. Просто взял бутерброд с колбасой.

Лицом повелитель владел безупречно, его противоречивых чувств гость заметить не мог. Человеком техносторонец оказался необычным. Когда вспомнил, что имеет дело с телепатом, способным на глубочайшее подключение, то защитился самым простым и безотказным способом: полностью раскрылся. Просмотреть и прослушать его сейчас — всё равно что пытаться услышать отдельный голос в толпе из трёх сотен людей, когда каждый во всю глотку орёт своё. Да ещё все бегают с места на место, мельтешат как заполошные. К человечьей недоверчивости повелитель давно привык, научился обходить любые телепатические обереги, но здесь он, абсолютный телепат, бессилен. Можно в толпе уцепить отдельного людя, удержать силой, и, наконец, разобрать, что он там кричит, но как угадать, кто тебе нужен? Как в ментальном хаосе выделить единственно нужный поток мыслей? Тем более, что при такой открытости Славян почувствует малейшее прикосновение, а давить на него повелителю совсем не хочется. Ему нужна помощь, а на попытку давления последует прямой и категоричный отказ.

Великолепная защита. Повелителя жгла досада побеждённого, и в тоже время он восхищался человеком — додуматься до такой защиты, а главное, не побояться ею воспользоваться мало кто способен.

— Вячеслав Андреевич, — тщательно выговорил он трудное имя, — я глубоко благодарен вам за те слова, которые вы сказали моему сыну — о Технической стороне.

Славян отложил бутерброд на салфетку.

— Повелитель Доминик, без дела любым словам цена копейка. Денье.

— Не всегда. Некоторые слова сами по себе дело. Сразу скажу, вашим великодушным предложением вампиры не воспользуются. На Технической стороне мы потеряем почти всю нашу магию, останутся только жалкие крохи. Это гораздо хуже, чем потерять всё, — тогда нет места сожалениям, и пустота заполняется чем-то новым. Но когда остаётся мелочь, обрывки прошлого — тоска и сожаление цепляются за них, разъедают и ум, и душу.

— Толку тогда от моего, как вы изволили выразиться, великодушного предложения… — Славян пренебрежительно покривил губы и отрезал: — Трепотня одна.

— Нет, Вячеслав Андреевич, не трепотня. Общинники верят мне безоговорочно, и вампиры, и живляне. Но чтобы поверил кто-то за пределами общины… Такого не случалось уже давно. Очень давно. Не скажи вы тех слов, вести переговоры с Ястребами, и тем более — договор заключать, я не отважился бы никогда. Спасибо, — склонил голову вампир.

— Не спешите благодарить, — буркнул вмиг помрачневший Славян. — Ещё не известно, чем это кончится.

— Да хоть чем. Хуже, чем с Соколами, не будет. Латириса благодарна вам за мудрый совет. И от имени общины я прошу вас ещё об одном совете.

— Повелитель Доминик, вы звали меня ради совета? — с лёгким ехидством поинтересовался человек. — Старейшин не хватает?