Ратоборцы

Оба долго молчали. Перед ними расстилалось озеро. Солнце поднялось уже над вершинами бора. Тишина стояла полная. Остекленевшая гладь, как бы объявшая под собою бездонную глубь, была столь недокасаемо-прозрачной, что когда ласточка чиркала ее острием крыла, то делалось страшно: не разбила бы!

Далеко-далеко виднелся одинокий парус: он был как белое крыло бабочки…

Невский повернулся спиною к озеру. Березка, осенявшая Дубравку, стояла в синем небе как фарфоровая.

Александр не отрываясь смотрел на Дубравку – на изумительной чистоты обвод ее милого, но и строгого лица, дивно изваянного, и не мог отвести глаз. Девичье-детское розовое ушко и слегка просвечивающие от солнца светло-алые лепестки ее мочек, еще не испорченных проколами для сережек, трогали и умиляли сердце. Гладко и очень туго забранные на висках зеленого золота волосы ее и чистый белок глаз причиняли сердцу явно ощутимую сладостную боль.

Вспомнился ему тот миг, когда ему, отдавая невесту, надлежало своей, вот этой рукой вложить ее руку в руку Андрея, – тот миг, когда он благословил их на пороге их спальни…

Тени сосен все укорачивались: солнце сияло уже над вершинами деревьев; становилось жарко.

– Александр, – протяжно, в шутливом изнеможенье произнесла Дубравка, – как пить хочется!.. Можно – из озера?

Александр вскочил на ноги.

– Прости, княгиня, я совсем забыл!..

Он быстро подошел к березке и вернулся оттуда с маленьким берестяным туеском, в котором обычно он или Андрей приносили Дубравке березовый сок, когда приходили попроведать ее у озера.

Она привстала на коленки и, немножко озорничая, взглядывая поверх кромки туеска, принялась пить.

– Хочешь? – спросила она, протягивая к нему туесок. – Не бойся: не наколдовано, – добавила она и рассмеялась.

Александр смутился.

– Да я и не боюсь… – сказал он.

Он принял из ее рук берестяной сосуд и тоже напился. Затем, возвращая ей туесок, он ради шутки спросил:

– Что, лучше кумыса… который Чаган тебе присылал?

Дубравка повела плечом.

– Не знаю! – сказала она и поморщилась. – Это ты знаешь: пьешь с ними этот вонючий кумыс.

– Княгиня!.. – с укоризной проговорил он. – Стыдно тебе… тебе-то уж стыдно так говорить…

Ей стало жалко его и впрямь стыдно своих слов.

– А ты не говори так! – сказала она. – А я его никогда не пила и не буду пить! Андрей велел его на псарный двор щенкам относить.

– Да что он, с ума сошел? – вскричал Невский.

Дубравка промолчала.

– А ты знаешь, княгиня? – приступил он к ней грозно. – Знаешь, что у них там, в Орде, за одну каплю кумыса, ежели по злому умыслу она упала на землю, тут же приказывают убить человека?

– Знаю! – вскинув голову, отвечала Дубравка. – Знаю! – повторила она. – Но только я того не знала, что за татарского раба выхожу замуж!

Как только унялся гнев, поднятый в душе Александра словами Дубравки, так сейчас же ему сделалось ясно, что это ветер с Карпат. Ведь и Данило Романович судил так же, ведь и родитель ее такой же был нетерпеливец к татарам! Насилу уломал его тогда, на льдах Волги, по крайней мере не начинать ничего, не снесшись предварительно с ним. Чудно, что столь светлый разумом политик и государь столь излишне уповает и на свои родственные узы с Миндовгом, и на крепости свои, и на новую свою конницу, и на крестоносное ополченье всей Европы, которого, дескать, главою непременно его, Даниила, поставят, лишь стоит ему изъявить согласие на унию церквей. «Вот и дочка с этим приехала, – подумалось Александру, – считает себя здесь, на Владимирщине, как бы легатом отца… Что ж, и пускай бы считала. Да то беда, что и Андрей тоже кипит на татар! Ведь экое безрассудство: кумыс, от самого царевича присланный, – и вдруг псам скармливать!.. Хорошо, если не дойдет это до татар! Да где ж там, – уж, поди, донес кто-нибудь на Андрея: не любят его, да и продажных тварей немало среди бояр – во дворце в каждой стене татарское ухо…»

Сдержав гнев, Александр Ярославич спросил невестку:

– Скажи: чужой знает кто, что Андрей… это самое сделал над кумысом?

Даже и наедине с нею он поопасался обозначить полностью злополучное деянье Андрея.

Дубравка нахмурила лоб, стараясь вспомнить.

– Не-е-ет… – отвечала она, однако в голосе ее не было уверенности. – Ты сам посуди: когда бы донес кто, то разве бы стал Чагэн и дальше посылать этот кумыс?

Неведомо было княгине, что каждую ночь в шатер Чагана, разбитый среди прочих кибиток на луговине за Клязьмой, стража впускала некоего человека, предварительно обшарив его, и что этот человек был Егор Чегодаш.

Дубравка нежно коснулась руки Александра.

– Не сердись на меня! Я глупая: мне не надо было говорить тебе этого. Ты не беспокойся…

Невский сумрачно пошутил:

– Ну да: «Ты не беспокойся, Саша: нам с Андреем завтра головы отрубят!..» Ох, Дубрава, Дубрава, плохо еще ты знаешь их!.. И не дай тебе Бог узнать!

Голос его прозвучал так, что Дубравка невольно вытянулась вся и брови ее страдальчески надломились.