Рациональность, Наука, Культура

Вообще говоря, взгляд на историю науки как арену борьбы, соперничества "концептуальных систем", элементами которых могут выступать не только отдельные понятия и суждения, но и сложные комплексы динамически развивающихся "идей", теорий, исследовательских проектов и их взаимосвязей, характерен для исторически мыслящих философов науки, среди которых было немало и тех, кто сочувственно относился к некоторым замыслам логического эмпиризма. Традиция "историцизма" восходит к У. Уэвеллу и П. Дюгему, среди крупных мыслителей XX века, близких этой традиции, можно назвать А. Бергсона, Г. Башляра, Л. Флека, А. Койре, А. Ф. Лосева, М. К. Мамардашвили и многих других мыслителей разных мировоззрений и методологических ориентации.

По мнению Т. Куна, последовательности научных теорий всегда выстраиваются вокруг "догматически" усвоенных идей интеллектуальной элиты. Это и есть то, что он называет "парадигмой" . В терминах И. Лакатоса - это "жесткое ядро" научной исследовательской программы. К. Хюбнер говорит о "практически-регулятивных идеях", применяемых к последовательности аксиоматически-структурированных теорий, которые, в свою очередь, входят в "исторические системные ансамбли" ("мир правил, по которым мы живем и действуем в каждый данный момент времени")268. Соответственно развитие науки понимается Куном как чередование "догматических" и "революционных" периодов, Лакатосом - как конкуренция научно-исследовательских программ, Хюбнером - как "самодвижение системных ансамблей"269. а П. Фейерабендом - как беспрерывная "пролиферация" и свободная конкуренция интеллектуальных новинок, научный статус которых устанавливается по конвенции.

Есть нечто общее у этих и аналогичных концепций: они исходят из неоспоримого факта исторического роста (развития?) науки и так или иначе пытаются найти стимулы и механизмы этого движения. Их не устраивает грубое разделение объяснений этого факта на "интерналистское" (наука движется автономно и спонтанно, заключая причины и механизмы своего движения в своей собственной сущности) и "экстерналистское" (наука движется под определяющим воздействием "внешних", то есть социальных - экономических, технических, политических, культурных и др. факторов). Они пытаются зафиксировать (или сконструировать) некие устойчивые формы (или отсутствие таковых), в которых это движение может быть теоретически осмысленно.

Но именно здесь пункт, подойдя к которому исследователи часто расходятся в разных направлениях.

Выбор центрального понятия философско-методологической концепции обусловлен как общими принципами и установками философа, так сказать, способом его ориентации в пространстве философских проблем, так и той "сверхзадачей", которую он ставит перед собой. В данном случае сверхзадачей является установление границ и природы рациональности в ее связи с историей науки и шире - с историей культуры. Решение ее связано с поиском пути, "на котором можно было бы раскрыть эволюцию науки, не утрачивая ее специфики и относительной самостоятельности, но в то же время и не абсолютизируя эту самостоятельность, не разрывая органической связи естествознания с духовной и материальной культурой и ее историей" .

И. Лакатос выбрал свой путь: поставил акцент на первой половине этой двуединой задачи. С самого начала он резко и недвусмысленно отмежевался от попыток "социологизации" эпистемологии, когда "органическая связь" науки с историей культуры трактовалась как зависимость научно-познавательного процесса, содержания научных идей и методов, процессов возникновения, развития и отвержения концептуальных систем науки не от "когнитивных", рационально-выразимых факторов, а от того, что Г. Райхенбах некогда назвал "контекстом открытия" (от психологических, в том числе социально-психологических, социологических и прочих "вненаучных" обстоятельств и условий, в которых протекает познавательная деятельность отдельных ученых и научных коллективов). И. Лакатос назвал концепцию Т. Куна, в которой понятие "парадигмы" было сопряжено с социально-психологическими и социологическими характеристиками научных сообществ "иррационализмом" и не жалел язвительных замечаний в ее адрес. Он крайне негативно отнесся к уподоблению "революционных" переворотов в науке "гештальт-переключениям", совершающимся под давлением авторитетов или из страха перед "океаном аномалий", но, как следовало из работ Куна, не поддающихся рациональному объяснению в терминах "логики научного открытия". Он не принял всерьез попытки логико-семантической аргументации против "рациональной реконструкции" процессов смены парадигм, в том числе так называемый "тезис о несоизмеримости научных теорий". Его не слишком заботил исход дискуссии между теми, кто считал "радикальный сдвиг значений" при переходах от одних семантически замкнутых систем понятий к другим непреодолимым препятствиям перед логическим обоснованием этих переходов, и теми, кто либо отрицал пресловутую "радикальность", либо пытался реформировать теорию референции так, чтобы логическое обоснование все же могло состояться.