— Твой отец был… слабым любовником. А мать… ей этого сильно недоставало. Весной, когда вы пришли в Ромов, ты проходил обучение у воинов, твой отец разговаривал с Криве-Кривайто и с князьями. А твоя мать поехала к твоему деду. Где и… заблудила. Потом… Её любовник нанял людей, и они напали на ваш караван на обратном пути. Подумай: с чего это воины-жмудь, возвращавшиеся со службы витебскому князю, начали резать дружину князя поротвичей на Двине у Полоцка?
Пока Жмурёнок не рассказал этого — никак не мог понять: почему у княгини нет служанок? Почему в караване нет мальчишек-отроков, слуг? Вырезали их всех. Старые, малые, слабые, мирные, гражданские… — гибнут первыми. Да и воинов мало: не ходят вятшие такого уровня на дальние дистанции в одну лодку.
— В бою ранили твоего отца. Любовника твоей матери — убили. Ей пришлось остаться, продолжать изображать законную жену и княгиню. И злобствовать на весь мир. Постоянно неудовлетворённая, взбешённая неудачей своего побега, удручённая гибелью «сердечного друга», раздражаемая одним видом старого, раненого, ненавидимого мужа… Она была готова порвать весь мир в клочки. По любому поводу и без. Вот и накинулась на Фанга. Поэтому и ругалась с Будрысом, который не хотел казнить крещёного волхва. Довела мужа до сердечного приступа. Он умер ещё до того, как я стал метать ножи. Вот такая романтическая история. У твоей матушки в одном месте зачесалось — полста людей с жизнью простились. Кому — любовь, а кому — смерть да кровь.
Кастусь затих. Только дрожит меленько. Отпустить? Нет уж — воина Перуна надо добивать в щебень.
— В мире нет человека, который сделал бы тебе больше вреда, чем твоя родительница. Тебя ещё не было, а она тебя уже ненавидела. Просто потому, что ты — от твоего отца. Но она не могла не родить тебя — бесплодную жену прогоняют. Она отгородилась тобой, новорожденным, несмышлёным, беспомощным… от гнева мужа, вызванного её собственной злобой. Нынче в Ромове вы с отцом трудились, учились, делали важные, для вашего народа, дела. Она — развлекалась, веселилась, развратничала. И ей хотелось ещё. И вот, ваши люди убиты. Потому что ей хотелось трахаться. С выбранным ею «жеребцом». Твой отец — умер. Потому что она довела его, раненого, до смерти. Ты потерял своё княжество, свой народ, своего отца. Ты потерял свободу. Ты — сын шлюхи. Ты — раб. Твоя мать — твой самый злобный враг по жизни.
Мы оба посмотрели на… на процесс. Мда… Фанг — могуч. А в этом своём защитно-маскировочном одеянии… «Слоны идут на водопой»… Нет, правильнее: мамонт ломиться сквозь тайгу. «Тайга»… потрескивает, постанывает и похрюкивает. «Лес рубят — щепки летят» — точно. Вот и ещё одна полетела. Вылетела у женщины из-под плеча — прижал сильно.
Пойду-ка я домой. Пока у меня не началось, как у того немца, который за слонами подглядывал…
Телеги, груженные чужим барахлом, чужими и своими мертвецами, вытягивались из ворот. Детишек я забрал, Артёмий построил свою молодёжь, часть ближников тоже тронулась в обратную дорогу. Топая у задка телеги, поинтересовался у Потани:
— А отец твой, Хрысь, где?
— Дык… Остался. Побаловаться. Сам понимаешь, с княгиней… Такое раз в жизни бывает. Там почти все мужики остались. Потом бабам своим рассказывать будут: вот, де, пробовал. Но у тебя — лучше.
Ага… Как-то я такой социально-сословный аспект не учитывал. Хотя… Аналог получения автографа. Приобщение к экзотике знаменитостей. Селфи же на «Святой Руси» не сделать!
— А ты сам чего ж?
— А у меня жена и так — боярыня. Ничего такого особого я там не увижу.
И то правда — не вызолочено. Хотя… у хранительницы «священной калины»… «положите косточку, сами знаете куда»… а оттуда «чужие»… с выкидными телескопическими челюстями…
Б-р-р! Чего только не всплывает в наследиях древних культов!
Глава 275
Следующий день был безвозвратно испорчен: моё ополчение загуляло. Ополченцы пили, спали и балаболили. Остальные лениво бездельничали из-за отсутствия партнёров по своим техпроцессам. Делом занимались одни бабы. Да ещё несколько человек, которым не повезло попасться мне на глаза.
В версте от Пердуновки сложили костёр, выдоили кобылу, вычистили старого мерина и заплели ему гриву. Для пруссов мёд — напиток рабов, настоящее питье — кобылье молоко, настоящее мясо — только конина. На закате выбрались к месту обряда, положили мертвых воинов и их князя на поленницу, поставили горшочек с кумысом, прирезали бедное животное возле брёвен — ну, нужны им конячьи мослы в могиле!
Как солнце село, к дровам подошёл Кастусь, поднял голову к видимым снизу пяткам отца и…