Рацухизация

Кто-то тихо шипел и злобствовал. По теме: если лечь пониже да принять поглубже, то взлетишь повыше. Но мне плевать: есть проблема и её надо решать. Агафья — справится.

Многие коллеги-попадуны как-то очень пренебрежительно относятся к обустройству места своего обитания. Не только в смысле: чтобы крыша не текла и из дверей не дуло, но в части чистоты и порядка.

Нет, я понимаю, что нормальный мужик может всё сделать лучше женщины. Что самый порядочный порядок на военных кораблях. И вообще, носки себе — я могу постирать и сам. Тем более, что их тут нет. Но — время! Или — «светлое будущее для всего человечества», или — подмести полы в своём дому. Причём всякой бытовой техники, типа робота-побирашки, который смешно ползает по полу, урчит и пыль подбирает, тут нет. Всё ручками.

Мне — не в лом. Я люблю делать порядок. Я люблю мыть посуду, раскладывать барахло по местам, затягивать гайки и смазывать петли. Без фанатизма, но с энтузиазмом. Но — время!

Можно и чужими руками. Но их нужно организовать. А это тоже время. Размерность задачи растёт: у меня на подворье уже два трёхэтажных дома, с десяток других построек, мастерские, конюшни, склады. Одних курсантов — больше сотни молодых проглотов собирается.

Срач вокруг попаданца нарастает лавинообразно и квадратно-зависимо. Извините.

Агафья оказалась очень толковой домоправительницей. Опыт жизни в большой посаднической усадьбе в Вержавске, которого не было у других кандидатов, позволял предвидеть проблемы и применять уже известные ей решения. Постоянный оптимизм, радостность — гасить неизбежные конфликты, а способность видеть ложь — избегать обмана со стороны слуг. Впрочем, высокий статус ключницы позволил привлекать её и к беседам с вятшими. После чего я с удовольствием слушал её анализ лживости очередного чужого трёпа.

Глядя как Гапа строит «этого козла» — Меньшака, я понял, что я наделал: я перешёл к следующему этапу своего выживания в «Святой Руси», к фазе структурирования иерархической системы управления.

Всё больше люди, непосредственно делающие дело, выбывали из круга моего постоянного внимания, из-под прямого присмотра и контроля. Исполнители и делатели в моём повседневном общении всё более заменялись управителями и надзирателями. На смену двухзвенной системы: раб-хозяин — приходила четырёхзвенная: работник-мастер-начальник-владетель.

Для многих руководителей — это катастрофа. Взамен собственного точного знания состояния дел — приходиться верить помощникам. Доверять людям — это… мучительно. Вместо — «увидеть дело», нужно — «понять подчинённого».

Вместо:

— Почему не докопали?! Отсюда и до той осины снять грунт на штык!

Нужно понять, найти точный смысл реплики:

— Канаву-то? Почитай всю почти. Так, малость осталась.

Нужно учить! Учить своих «начальных людей» предвидеть мои вопросы, находить на них ответы, внятно излагать. Я уж не говорю об очевидном: знать, не лгать, уметь превращать мои команды в действия. Раскладывать на элементарные операции, предвидеть возможные проблемы и заранее обеспечивать условия их решения. Контролировать действия. Не свои — подчинённых.

И нужно меняться самому: всё реже думаешь о шпинделях и шерхебелях, все больше — сроки и человеко-дни.

Я бы не стал менять стиль управления: «Ванька — во всякой дырке затычка» — меня устраивает. Побежал, указал, обругал, настоял… наглядно, эффективно, энергично… Ощущение интенсивной, интересной жизни. Потом вдруг понимаешь: бегаешь по кругу, уровень задач — не повышается, новых методик — не добавляется.

Не умнеешь.

Когда ума не добавляется — добавляется глупости. Мне.

Конечно, появляется опыт, растут знания… Даже — мудрость… как я надеюсь. Но — медленно. По чуть-чуть. Чем дальше — тем чуть-чутнее. Накатывает застой. Не «Всея Святая Руси» — мой личный.

А замутить что-то серьёзное новое… Нет времени. Нет времени в этом новом разобраться, потрогать, понимая, что «первый блин» наверняка «комом», который уйдёт в мусор. Нет времени даже остановиться и подумать: а куда это я бегу? А правильным ли путём идёте, товарищи?

Я уже это проходил: уже бывал начальником в своей первой жизни. Мне — не понравилось. Я бы и здесь свалил бы куда-нибудь в сторону. Но в «Святой Руси» я такой — один-единственный.

Отвратительное ощущение незаменимости. Как на привязи. Сам себе — чемодан без ручки: и тащить тяжело, и бросить жалко. Никто, кроме меня не то, что не сможет — даже не попытается — поставить в этом поколении в каждую русскую избу «белую» трубную печку. Со всеми из этого вытекающими. Точнее — вылетающими.