Кто-то уступил Гримберту стул и тот, нащупав грубое, сколоченное из не ошкуренных бревен сооружение, с трудом на него взобрался. Избитые ходьбой ноги задрожали, едва не выламываясь из суставов. А когда скрюченные морозом пальцы наткнулись на край деревянной миски, в которой исходило паром мясо, он на какое-то время вообще перестал сознавать, что его окружает.
Он рвал это мясо с жадностью голодного грифа, упиваясь сладким соком, текущим в горло и не замечая обожженных пальцев. Мясо местами подгорело, а местами было сырым, как бывает с мясом, если повар экономит на топливе, но это было понятно. Здесь, в ледяном сердце Альб, достать дрова, пожалуй, было не проще, чем само мясо. Остервенело пожирая его целыми кусками, с трудом заставляя себя хоть немного пережевывать, Гримберт отстраненно подумал о том, что вздумай маркграфский повар подать ему что-либо подобное годом раньше – его накормили бы похлебкой из его собственных потрохов.
- Благодарствую за угощение, - пробормотал сидящий где-то поодаль Берхард, - И за гостеприимство. Говорят, чтоб кусок мяса лучше лез в глотку, хорошо его смочить глотком хорошего вина. У меня с собой как раз и мех есть. Угощайтесь, сеньоры, плодом доброй старой лозы, на лучших молочнокислых культурах настоянного. Не Бог весть что, понятно…
Послышались одобрительные смешки и бульканье.
- Вот это дело!
- Что ж, за хорошее знакомство можно и выпить. Только что ж ты сам мяса не ешь, папаша?
- Епитимья, - отозвался Берхард, звучно сглотнув слюну, - Священник наш наложил. За то, что забыл посев у него на алтаре освятить. Теперь вот до самой Пасхи мяса мне не положено.
- Ну, а мы за твое здоровье выпьем, старик!
В дармовом вине подозрительность новых хозяев Палаццо быстро растворилась. Не прошло и нескольких минут, как настороженные расспросы сменились обстоятельной и неспешной беседой, перемежающейся только бульканьем меха и треском дров в очаге. В беседу эту Гримберт, поглощенный едой, не вслушивался, а даже если бы и вслушивался, едва ли вынес бы хоть что-то полезное. Берхард принялся рассказывать про обстановку в Альбах, используя для этого наименования, отсутствовавшие на самых подробных картах.
Северная Галерея обвалилась, но не до конца, с прочным канатом можно и рискнуть. Раззява наконец скатилась с горы, похоронив под собой нескольких мулов. В Крысиной Долине стало беспокойно – воздух такой ядовитый, что может прикончить за считанные минуты. Горные егеря маркграфа Лотара вновь взялись за «альбийских гончих» - кого поймают наверху, заставляют есть снег, пока живот не лопнет. Тропа Висельника в приличном состоянии, но вот Ведьмовский Тракт в такую погоду смерти подобен, а Закорюка в придачу завалена свежим обвалом.
Гости Палаццо, тем не менее, встречали этот рассказ с одобрением и, судя по их замечаниям, были полностью согласны с Берхардом. Еще одно подтверждение, что он выбрал верного проводника.
- Вы, судя по всему, поднимаетесь с Хлорной Поляны, сеньоры… не много ли там снега в эту пору?
- Пройти можно, - охотно отвечал ему кто-то, булькая вином, - Вчера было по колено.
- А Нитка все так же непроходима, как весной?
- Да уж будь уверен, старик, и лучше не стала.
Гримберт не смог бы с уверенностью сказать, сколько времени прошло за этим разговором. Съев мясо, он с наслаждением облизал тарелку от сладкого жира и тут же ощутил, как склоняется на трещащей шее голова, сделавшаяся вдруг тяжелой и пустой, как церковный колокол. Тело попросту силилось восстановить скудные запасы энергии.
Гримберт задремал, пользуясь тем, что на него почти не обращают внимания. К тому же, поддержать эту странную беседу он не смог бы при всем желании. Он был пришлым в краю, где эти люди чувствовали себя как дома. И мало кто из них мог представить, сколь далеко его собственный мир находится от привычного им.
- А вы недурно искушены по части Альб, - с искренним уважением заметил Берхард, - Осмелюсь спросить, что вас привело в эти края?
Кто-то из сидящих хохотнул, но как-то мрачно – не похоже было, что его душил искренний смех.
- У каждого свой проводник в Альбы, старый. У тебя нужда, у нас – любовь, будь она неладна.
Это прозвучало так необычно, что Гримберт на миг даже вынырнул из глубокого океана дрёмы, чьи сладкие волны уже почти сомкнулись над его головой. Любовь? Похоже, и Берхард удивился.
- От любви в мире много всякого происходит, - пробормотал он, - Но впервые слышу, чтоб она в горы гнала, да еще троих сразу.
Кто-то за столом тоскливо вздохнул.
- Не наша любовь. Хозяйская. Ты про Флорио Несчастного слышал, старый? Про рыцаря?
- Моё ремесло – колбы да пробирки мыть, - по-старчески брюзгливо отозвался Берхард, - Куда уж рыцарями интересоваться. Хозяин, что ль, ваш?
- Хозяин, - подтвердил кто-то, - Бывший. Мы при нём слугами были. Может, слышал про него? Из графьев Кибург, что на севере.
- Не слышал, сеньоры, не слышал. А что, хороший рыцарь был?