Раубриттер

— Нет, не слыхала, я Вильма фон Резенротт поместье мое рядом с

Ференбургом. — Сразу придумала себе имя Агнес, отвечала ему не

без гордости.

— И как там? Чума улеглась? — Интересовался торговец кожей.

— Давно уже, год как, а почему вы в месте таком, Ринхель? — Тут

баба принесла ей кружку с пивом, и та кружка была так тяжела, что

девушку пришлось брать ее двумя руками. — Для купцов сие место

не очень хорошо.

— Так оно не просто нехорошо, оно очень даже дурное, тут кругом

разбойники. Не захромай у меня лошадь, никогда бы тут не встал.

Жду теперь, когда кузнец выправит подкову. Он скоро обещал

управиться.

— А куда же вы едете? — Спросила Агнес, отпивая пиво.

— Везу кожи и сафьян своему партнеру в Лебенсдорф. Надеюсь до

вечера там быть.

— Лебенсдорф? — Обрадовалась Вильма фон Резенротт. — Как это

хорошо, я же тоже туда еду, а кучер мой, дурень, дороги не знает, может, мы за вами поедем?

— Конечно, конечно, — тоже радовался торговец кожами.

Он, правда, вздрогнул, когда эта молодая и благородная госпожа

провела у него перед глазами рукой. Вздрогнул, но значения этому

не предавал. И продолжал говорить:

— А дорога туда совсем проста: по этой дороге, что идет вдоль

улицы, так все на восток и на восток, к вечеру уже будет

Лебенсдорф. А там я покажу вам отличный постоялый двор, а не

такой грязный притон.

— Значит, все на восток и на восток? — Спокойно спрашивала

молодая госпожа, а сама, не таясь даже, из склянки себе на палец

капала темные капли.

Прощелыги этого видеть не могли, а торговец кожами как будто

тоже, хотя это дело и происходило прямо пред его глазами.

— Да, госпожа фон Резенротт, прямо и прямо на восток.

А девица подняла палец и посмотрела на три темно-коричневые

маслянистые и густые капли, что лежали на нем. А потом вдруг

спокойно опустила палец в кружку торговца кожами. И даже

помешала им его пиво. И при этом спрашивала:

— А что же не пьете вы, или пиво тут кислое?

— Пиво тут обычное, — отвечал ее купец, отпивая из кружки, — я его

обязательно выпью, у меня, знаете ли, привычка такая, коли за что

заплатил, так обязательно то выпью, не люблю денег на ветер

бросать.

— Это полезная привычка, полезная, — говорила девушка и сама

брала свою тяжелую кружку, — так давите пить.

— За знакомство, молодая госпожа, хорошо в дороге встретить

доброго человека. — Говорил Ринхель, начиная пить пиво.

— Это большая удача, господин купец, — улыбалась ему благородная

девица.

Глава 11

Два мерина тянули телегу торговца кожами, были они неплохи и

ехали резво. Карета Агнес тянулась за ними, а дорога была совсем

не безлюдна, то и дело они встречали другие повозки и телеги.

И Агнес была недовольна. Только вот упрекнуть ей было некого.

— Мало, мало я дала ему зелья. — Тихо говорила она, то и дело

выглядывая в окно кареты и смотря в след телеги торговца.

Торговец был бодр, сидел и весело помахивал кнутом, объезжая

колдобины на дороге.

Не могло же зелье так быстро испортиться, ведь она его проверяла.

На служанке зелье работало. А этот, вон, едет… Едет уже сколько.

Нет, точно нужно было капать капель больше. Больше, чем три.

Говорилось, что до рвоты и даже до смерти оно довести может.

А карета вдруг стала останавливаться. И встала, съехав на заросшую

травой обочину.

— Что? — Высунулась Агнес из окна. — Что встал?

— Заснул, кажись, — с козел крикнул Игнатий и указал кнутом вперед.

Девушка поглядела вперед и увидала, как телега с торговцем

кожами съехала в поле, что было под парами, справа от дороги.

Поначалу кони еще тянули ее, а потом, поняв, что хозяин ими не

управляет, так и стали там шагах в пятидесяти от дороги.

— За мной иди, — коротко бросила Агнес служанке и, не дожидаясь, пока конюх откроет ей дверь и откинет ступеньку, выпрыгнула из

кареты и быстро пошла к телеге.

Ута быстро шла за ней. Агнес подошла к телеге, кожевенник

Ринхель лежал в телеге, крепко сжимая вожжи, берет с головы

упал, а костяшки на кулаках побелели. Словно силился оставить

лошадей в последнем порыве.

— Деньги ищи, — сказала Агнес служанке.

А ее саму интересовало другое — не умер ли дурак этот. И было все

на то похоже. Щеки его ввалились, стали желты. Глаза

полуприкрыты. Нет, не могла она ошибиться в рецепте. Неужели в

пропорциях ошибка вышла? Она наклонилась над ним, прикоснулась к щеке — теплая. Взяла за кисть его, как в книге

писано, пальцами нащупала жилу сердечную. Нет, жив, жив дурак.

В беспамятстве просто. Но все равно нужно ей было специальную

посуду аптекарскую и аптекарские весы покупать.

По-другому зелья варить никак нельзя.

— Госпожа, — Ута протянула ей на ладони деньги, — все, что в кошеле

нашлось.

На широкой ладони большой девицы лежал всего один талер да

еще мелкого серебра на столько же.

— Не все, еще ищи, еще должно серебро быть. — Сказала Агнес, забирая деньги. — В башмаках смотри, в рукавах, в полах платья.

Служанка начала смотреть, где велено, но ничего не находила.

— Быстрее, — сказал Агнес, увидав вдалеке мужицкую телегу.

— Нет, нет больше денег, госпожа, — подвывала Ута, ворочая купчику

с боку на бок и ощупывая его одежду.