Раубриттер (III. - Fidem)

- Отличная затея, - Берхард не посчитал нужным изображать энтузиазм, - Ну а ты чем займешься?

Гримберт сделал глубокий вдох.

- Буду молиться святой пятке, - усмехнулся он, - Что еще мне остается?

***

Утренний звон Грауштейна не наполнял душу радостью, как это делали мелодичные колокола Турина. Его тяжелый вибрирующий голос казался ввинчивающимся в мозг острым стержнем, от которого под теменем быстро разливалась тягучей жижей мигрень.

Рассвет разливался над островом точно жидкое варево из солдатского котелка, полное всякой серой дряни, и даже силуэты облаков казались разварившейся рыбешкой. Глядя на них, Гримберт попытался прогнать из головы зудящую в черепе мошкару.

Когда он в последний раз спал? Он и точно не помнил. Пять? Шесть дней назад? Да, кажется, шесть. Сперва этот стремительный марш на север, во время которого он гнал «Судью» так, будто за ним неслась вся бретонская армия, потом Грауштейн, под сводами которого и подавно было не сомкнуть глаз…

Если верить самописцу «Серого Судьи», регистрирующего всплески мозговых волн, время от времени его владелец проваливался в забытье, но его едва ли можно было назвать полноценным сном, дающим отдых нервным центрам. Скорее, периодами беспамятства сродни обмороку.

Для того, чтоб уснуть, надо отключить себя от машины. От большого бронированного тела, сделавшись тем, кем он давно перестал себя считать – скорчившимся внутри груди великана калекой. Беспомощным, как устрица, извлеченная щипцами и водруженная на фарфоровую тарелку в обрамлении соуса и спаржи.

Гримберт мрачно усмехнулся, наблюдая за тем, как солнце неохотно озаряет жидким светом серую громаду Грауштейна. Ему и прежде доводилось по нескольку дней не выбираться из брони, но в этот раз он, кажется, побил все прежние рекорды. Должно быть, он уже на пороге церебрастении, если еще не шагнул за него.

В отличие от машинного разума, слабый человеческий мозг не создан для постоянных нагрузок, его нервные центры со временем неизбежно начинают сбоить, теряя крупицы обрабатываемой информации, а вместе с ними и четкость мысли. Если не дать ему отдыха, он в конце концов сожжет сам себя.

За прошедшие дни Гримберт несколько раз клал пальцы на гроздь нейро-штифтов, торчащих из головы, но всякий раз малодушно убирал руку. Он не мог себя заставить отключиться от «Судьи». Тут, в Грауштейне, где даже каменная кладка казалась проникнута зловонием приора Герарда, выделенная ему одиночная келья выглядела ловушкой, застывшей с распахнутыми челюстями. Ему казалось, что в тот же миг, как он обесточит доспех, внутрь хлынут фигуры в монашеских рясах, вооруженные вибро-пилами, горелками и ломами. Визг стали, грохот отбойных молотков – и вот уже из треснувшей стальной скорлупы грубые руки вытаскивают скорчившееся от ужаса человекоподобное существо, жалкое, бледное и покрытое слизью, точно новорожденный плод. Он даже представлял ликующие крики и смех – так явственно, будто уже слышал их.

Галлюцинации, господин маркграф, вот что это. Они неизбежно придут вслед за бессонницей и нарушениями памяти, если вы не вытащите эти железные хвосты из своего мозга. А за галлюцинациями и…

- Будь я немного лучше воспитан, заметил бы, что вы нашли неплохой вид, сир Гризео. Но будем справедливы, приятель, с этого острова во все стороны открывается одинаково паршивый вид.

Гримберт усмехнулся. Не галлюцинация. Пока еще нет. Галлюцинации бывают пугающими или зловещими, но никогда - фамильярными. Это не в их природе.

- Не думал, что вороны – ранние пташки.

Шварцрабэ остановился в нескольких футах от «Серого Судьи», вглядываясь в вяло ворочающуюся толщу океанских вод. За прошедшее время он немного осунулся, даже нос, как будто бы, обострился – зримое подтверждение того, что Грауштейн высасывает силы из своих пленников.

- Не могу спать из-за проклятых колоколов, - пожаловался он, - Ей-Богу, еще два дня в этом каменном мешке - и я пересчитаю все колокольни главным калибром!

- Может, снотворное?

Шварцрабэ досадливо потер свой бледный висок.

- Моя нервная система истощена самой разнообразной химией, чтобы уснуть, мне понадобится лошадиная доза пентобарбитала.

- Я слышал, лучшее снотворное – это добрые вести. Кажется, у меня как раз есть порция.

Шварцрабэ немного оживился, темные глаза сверкнули.

- Ого! Это то, чего я жду уже три дня. Ну же, не томите, сир Гризео, интриган вы этакий, выкладывайте!

- Четверть часа назад приор Герард сделал сообщение в коротковолновом диапазоне на общей волне. Кажется, монахи закончили резать то, что осталось от Франца.

Шварцрабэ вновь напустил на себя скучающий вид.

- И, конечно, ничего не обнаружили.

- Кровь почти полностью чиста, - подтвердил Гримберт, - если не считать небольших доз оксикодона и ацеторфина. Кажется, наш мальчик был не столь чист, как полагается в его юном возрасте. Пониженное количество эритроцитов, следы талассемии и геморрагического васкулита. Плюс оспа и сифилис. Обычный букет, как для раубриттера.

- Какая-то из этих болезней заставляет человека превращаться в безумное чудовище?

- Вы и без меня знаете ответ.