Раубриттер

— Ты никогда и ничего не делал просто, — усмехнулся Роха. — Дури вон этих простаков ротмистров, а я-то тебя десять лет уже знаю. Еще с южных компаний.

Все это он говорил еще и при Сыче, который слышал весь их разговор.

— Прикусил бы ты язык, Скарафаджо, — зло сказал кавалер. — Болтаешь, как баба.

— Я нем, как могила. Только хотел бы знать, что мне делать?

— Я тебе все сказал, завтра займись постройкой бараков.

— Как прикажешь, Яро, как прикажешь.

— Господин мой, — в свете дверного проема стояла Брунхильда. — Господин мой, идите уже домой.

— Чего тебе неймется, Яро? Чего ты все ищешь, ведь у тебя все есть для счастья. И холопы, и баба, и деньги. А ты опять что-то затеваешь. Я бы на твоем месте…

— На моем месте?.. Займись бараками, дурак, — зло сказал Волков, повернулся и пошел на свет открытой двери.

Глава 3

Он поздно лег, да еще и долго любил Брунхильду, все никак не мог насладиться ею. А она сама еще вставала из кровати и голой ходила за водой, да все при свечах, как тут остановиться? В общем, встал он, когда пришел Ёган, сел у очага и стал говорить с Брунхильдой, которая встала еще с петухами. Встал, когда услышал, как Ёган жалуется:

— Корову задрали волки. За нее деньги плачены, мужик плачет, без молока детей волк оставил.

— Дай поспать господину, — шипит на него красавица. — Чего уж теперь плакать, чего господина будить, корову-то волк не вернет.

— У кого волк задрал корову? — встал с постели Волков.

— Ну, разбудил, дурень, — злилась Брунхильда.

— Господин, у мужика вашего, Михеля, — сразу стал объяснять ситуацию Ёган, — вчера заблудилась корова, убежала от пастуха, сегодня мужики пошли искать — нашли в овраге погрызенную.

— За Бертье посылал? — морщился Волков, он пришел и сел за стол босой, только в нижней одежде.

— Нет, сначала вам решил доложить.

— Вот и дурень, шел бы к Бертье, чего господина всякой ерундой беспокоить, — бурчит Брунхильда, ставя на стол перед кавалером таз с теплой водой.

— Скажи Максимилиану, чтобы к Бертье ехал, — говорит Волков. — Пусть тот сюда приедет, нужно это дело с волками закончить.

Ёган ушел, а Брунхильда подошла к кавалеру сзади, обняла своими сильными руками, зашептала в ухо:

— Чуть не убили вы меня вчера, едва жива осталась. Так меня трясли, что у меня дух перехватывало. Думала, задохнусь.

Она поцеловала его в щеку, а он поцеловал ей руку. Пока мылся и завтракал, приехал Бертье, позвал двух своих людей из солдат, что были всегда с ним на охотах, стали готовить собак. Лай стоял на весь двор, собаки волновались, чуяли дело. Как кавалер закончил, так и поехали.

— Господи, хоть отдохнули бы, — говорила Брунхильда, стоя на пороге.

Но он ее только улыбался в ответ, даже не прикоснулся. На людях не нужно этого.

Волков, Бертье, Максимилиан и Ёган верхом, псари пешие, Бертье и Максимилиан с арбалетами.

Ехали недолго, за Эшбахтом, на запад и вверх, потянулся длинный овраг, так вдоль него и поехали. И получаса не прошло, как Ёган указал рукой на густые заросли барбариса под холмом:

— Кажись, там.

Так и было, там два мужика рубили топором то, что волки не догрызли, складывали мясо в мешки. Бертье с псарями сразу взялись за дело, псари с собаками полезли в кусты да в овраги, Бертье заехал на ближайший холм осмотреться. Мужики, завидев господина, бросили свое дело, кланялись.

— Чья? — коротко спросил кавалер.

— Моя, господин, — сказал тот, что был постарше.

— Я тебе корову дал, чтобы ты молоком детей своих подкормил, а ты прозевал ее. Угробил.

— Господин, — мужик перепугался, даже протянул руку к Ёгану. — Никак не я, вот и управляющий соврать не даст, я вчерась весь день канаву на болоте копал. Барщину тянул.

— Да не он это, — сказал Ёган, — это пастух-олух корову потерял.

— Ты мне… — Волков обратился к мужику, пальцем на него указывая, — вырезку мне домой принеси, если волки ее не сгрызли.

— Не сгрызли, господин, вымя да требуху поели, мясо не трогали, — говорил мужик, кивая, — принесу вам, принесу.

— Ёган.

— Да, господин.

— Коли мужик не виновен, дай ему денег, пусть новую корову себе купит.

— Ох, спасибо, господин, ох, спасибо, — оба мужика стали кланяться.

— В долг ему дай, — произнес кавалер с ухмылкой, — то, что им на дармовщину дается, они не берегут.

— Господин, так разве то мы? — сразу скисли мужики.

Он не слушал их, он говорил Ёгану:

— Сычу скажи, пусть пастуху плетей даст.

— Я и сам ему всыплю с удовольствием, — обещал Ёган. — Не спущу дураку ущерба.

— Только не злобствуй, десяти плетей хватит.

— Ну, не злобствовать, так не злобствовать, хотя я бы больше ему дал. Уж больно нерасторопны они тут, больно ленивы, спустя рукава все делают, без боязни.

— Не злобствуй, говорю, чтобы не свалился он потом в горячке.

— Как пожелаете.

— Кавалер, — крикнул один из псарей, тот, что залез в самую гущу кустов, — собачки, кажись, след берут.

— Так берут или тебе кажется? — в ответ кричал ему Бертье.

— Берут, берут, — отвечал псарь.

— Ну, пускай.

— Пускаю.