Рауит

Телефон я решил не брать. Все равно вряд ли мне кто-нибудь мог позвонить, да и, если честно, я просто не хотел ни с кем разговаривать. Я открыл кошелек и взял оттуда примерно половину содержимого. Я даже считать не стал, но взгляд наткнулся на мои водительские права. На фотографии на них у меня еще были волосы. Я закрыл кошелек, который положил обратно на тумбу. Деньги, которые я вытащил, отправились в передний правый карман моих штанов. Ключи же оказались в заднем.

Моя рука дотянулась до ручки, раздался тихий щелчок замка, и дверь бесшумно открылась, впустив в прихожую солнечный свет. На полу появилась моя тень, обрамленная прямоугольным световым пятном. Я вышел наружу, а дверь также бесшумно закрылась.

Солнце меня немного ослепило. Но мои глаза быстро пришли в себя, когда я оказался в тени, минуя ступени крыльца. Я шел по аллеи мимо деревьев, которые были посажены здесь моим дедом. Слева от меня показался бассейн, который еще пустовал. На его дне лежали трубы и еще какие-то инструменты.

Я шел по тропе из декоративного камня к высоким воротам. Кожа на моей голове чувствовала легкий ветер. Слышно было шелест листьев. Небо было ясным, мое лето только начиналось, а я не строил никаких планов на это время. И через некоторое время я оказался вне владений своей семьи. Под моими ногами лежал тротуар. Теперь я направлялся на кладбище, где был похоронен мой друг.

Я, конечно, мог взять такси, но решил пройтись. Иногда мимо проносились автомобили, и мои ноги чувствовали потоки горячего воздуха. Мне оставалось пройти пару кварталов и повернуть направо после небольшого ресторана. Парк уже был позади, зелень деревьев сменил вид кирпичных зданий. Стало больше шума, также стало более людно.

Я дошел до нужного поворота и остановился, засмотрелся на витрину магазина игрушек. За стеклом висели вертолеты, их было пять. Мое внимание привлек белый с синими полосами на лопастях. Я посмотрел на цены, осознавая, что у меня есть деньги на все, что висит передо мной. Только мне ничего из этого не было нужно. Я нуждался в чем-то другом, в чем-то неосязаемом. Почему-то я чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то тревожило меня, и я погрузил все свои мысли в пустоту, которая поглотила меня с головой.

Скрипнула дверь, раздался звон колокольчика. Из магазина вышел отец с сыном. Ребенок ныл, его глаза были заплаканы. А вот отец был раздражен. Видимо ребенку не купили того, чего он пожелал. Судя по потертым ботинкам отца, семье приходилось экономить, но детям трудно объяснить, что деньги не всегда достаются легко.

Они прошли мимо меня. Ребенок с испуганным взглядом обернулся и посмотрел на меня. Я же продолжил следовать в сторону кладбища. Вид этих двоих немного отвлек меня, и теперь я начал задумываться о том, как легко мне доставались игрушки, да и вообще все, что я просил у своего отца.

Через пару метров я оказался у цветочного магазина, где приобрел четыре белые розы. А продавец, у которого я не впервые покупал цветы, не смог меня узнать. Он просто завернул розы в бумагу и отдал мне. Хотя это меня не удивило. Он был стариком и носил очки с толстыми стеклами.

Я преодолел еще несколько метров и оказался у ворот кладбища. Среди тишины было слышно только шелест листьев, в тени деревьев виднелись могильные плиты, ворота были открыты. Моя рука крепче сжала розы, шипы пронзили кожу, но я не замечал боль. Поглощенный легкой тревогой я направлялся по каменной тропе прямо к могиле своей матери.

Шипы вошли глубоко. Я шел и шел, а по стеблям текла моя кровь. Несколько капель скатилось и упало куда-то вниз. А впереди уже виднелся старый дуб, рядом с которым была похоронена моя мать. Я присмотрелся и разглядел ее могилу среди могильных плит. И тут мое сердце забилось быстрее, тревога усилилась, а я перестал чувствовать землю под ногами.

Каждый раз, приходя сюда, я чувствовал себя немного не по себе. И в этот раз это чувство не оставляло меня. Я подошел к серой гранитной плите и остановился, уставившись на выгравированное имя той, что родила меня.

Анна – так звали мою мать. А под ее именем были наши даты рождения, только дата моего рождения была днем ее смерти. Как бы ни было тяжело мне морально в данный момент, я до сих пор задавался вопросом, не был ли я причиной ее кончины. Мне об этом отец никогда не рассказывал, он даже спрятал ее фотографии от меня.

Я тяжело выдохнул и присел прямо у надгробия, чтобы возложить две белые розы. Кровь на стеблях начала высыхать и казалась почти черной. Другие два цветка были предназначены для Амина, который, так уж совпало, тоже был похоронен на этом кладбище. Только в другой части.

Воздух, наполнявший мои легкие, имел запах вьющихся цветов, растущих почти всюду. Светло-голубые лепестки виднелись на фоне травы и камней. А я, поглощенный тишиной, ни о чем не мог думать. Мое сознание, словно, отключилось от всего мира, и я присел, скрестив ноги в то время, как мой взгляд уставился куда-то в даль.