Раунд. Оптический роман

Через пару лет у меня была какая-то конференция в Беэр-Шеве. Я поехал туда. Неохота страшно было, я старался лишний раз от Димки не уезжать, но надо, надо работать, я уже загнал себя на эти рельсы. Я написал Тами без особенной надежды, что она захочет меня видеть, а она не ответила, а потом вдруг приехала без предупреждения. И вот мы стоим среди высохших пальм, удушающая жара, она достает из машины две литровые бутылки воды: «Пейте. У нас надо много пить». Почему мы не зашли в здание университета под кондиционер? «Я вам хотела сказать, что я все знаю. Нина мне все рассказала». Я молчу. Жжет меня изнутри. И снаружи. Не знаю, где сильнее. «Вам жить с этим. С этой вашей избалованностью, безответственностью. С этим вашим понтом. Или понтами?» – «Это все равно, и так, и так можно. Лучше понтами». – «Понтами… Это ваше горе». Молчу. «Говорят, нет в мире виноватых, Саша. Я вот в этом не уверена. Но вы себя не убейте все-таки. Раз уж у вас не вышло, чтобы вас убили». Тут не выдерживаю и спрашиваю: «А про это вы откуда знаете?» – «Говорю же: от Нины. Это она вас вытащила, вы знаете?» Так я все и узнал. Сел на корточки, согнулся. «Пейте, пейте. Через силу. Давайте». У меня язык зачерствел и перестал двигаться. Пью, вода в горло не проливается, все заледенело, как под кокаином, проливаю на футболку. «Странное дело, такие мы неплохие ребята, но как же плохо у нас все выходит». Я этими своими наждачными губами отвечаю: «We’re well bеhaved, so well behaved»[15]. Удивительно, но меня поняла. Кивнула: «Да-да, именно. Так что не убейте себя, постарайтесь».

Я постарался.

***

Дверь аккуратно приоткрывается, голос из-за двери: «Сань?» Саша говорит: «Да-да, заходи, мы уже заканчиваем». Входит Нина. Вот она как раз очень изменилась. Стала суше, жестче, решительнее. Совсем коротко постриглась. Нет, она не то чтобы постарела, она отлично выглядит, но от той трогательной девочки, такой нерешительной и от этого иногда слишком резкой, не соразмеряющей удара, смешливой и пронзительной, не осталось уже ничего. Она говорит:

– Простите, ради бога, не хотела вас прерывать, но ты сам просил напомнить про время. Можем не успеть. Нам час как минимум добираться, а уже семь.

Саша смотрит на часы и спохватывается: «Да-да, точно, простите, Костя, у нас тут правда уже ни минуты лишней. Но мы же хорошо поговорили? Если вы что-то захотите уточнить, дополнить – вы пишите, не стесняйтесь».

Костя покорно собирается. Очень хочется спросить, но он не понимает. Нина и Саша смотрят на него совершенно одинаково, с легким сочувствием и не без издевки. Они хорошо подзарядили друг друга едкостью за эти годы. Наконец Саша сжаливается:

– Да-да, так втроем и живем. Такой у нас тут Каннингем. Ссоримся, конечно. Мы все тут непростые ребята.

И вот они, допустим, выходят втроем из подъезда; интервьюер прощается и бежит к метро.

– Ну и зачем ты ему сказал про Каннингема? Делать тебе нечего?

– Ой, не начинай. Я уж ошалел от интервьюеров, не соображаю, чего несу. Хорошо, что ты меня спасла.

До кинотеатра добираться час как минимум, такси уже ждет где-то в отдалении. Дима будет ужасно недоволен, если они опоздают, – они всегда опаздывают на его премьеры и концерты, просто заклятье какое-то. Он ругается, что у них проблемы с расчетом времени. На самом деле ему просто тяжеловато без них ориентироваться – видит он уже совсем плохо. Но об этом он никогда никому не скажет, а они не сделают вид, что знают, – и поругаются из-за этого еще двести раз.

Начинается дождь, зонт, конечно, никто не догадался взять. Саша достает сигарету, щелкает зажигалка, похрустывает фильтр, нежно и вкусно потрескивает первая затяжка, Нина морщится: «Ну что тебе, обязательно сейчас курить? И так опаздываем, и дождь, вон она мокрая уже у тебя вся». Саша миролюбиво отмахивается: «Одну затяжку, буквально. Слушай, а ты сценарий-то сам читала?» Нина, чуть задыхаясь на ходу, отвечает: «Ничего я не читала, на хрена мне это? Дефицит современного искусства восполнять?» – «Ну как-то для приличия… Не только ж Димкину музыку слушать…» – «Да ну, херня какая-то, только время тратить. Мне там, кроме Димки, ничего не интересно». – «Ну, поглядим-поглядим, что они там наснимали…»

Мокрая сигарета летит в лужу. Мокрые кожаные сиденья в такси; пахнет озоном, бензином, немножко липой, немножко акацией. И катит и катит море волны. Фридрихштайн накрывает теплой осенью.