Равель

Он возвращается в Париж, и слава подстегивает его, заставляя удвоить активность. Устав от бесконечных поездок из Монфора в Париж и обратно, он обустраивает себе маленькую студию в доме брата, в Леваллуа. Лейриц создает дизайн квартирки, нечто среднее между пароходной каютой и кабинетом дантиста: никелированная мебель, стулья из трубок, круглые коврики, выдвижной бар с высокими табуретами, шейкером, бокалами для коктейлей и бутылками всех цветов радуги. Никаких картин на стенах, даже копий, как в Монфоре, — только несколько японских гравюр и фотографий Ман Рэя, да и это не важно, поскольку Равель будет заглядывать сюда не часто.

Похоже, что громкая слава слегка вскружила ему голову: прежде ироничный и невозмутимый, он теперь несколько опьянен ею. И в самом разгаре работы последних месяцев, еще даже не закончив два своих концерта, строит планы поехать в кругосветное турне, взяв с собой тот, что написан для обеих рук — для его собственных рук. Он твердо намерен сыграть его на всех континентах, во всех пяти частях света, подчеркивает он в разговоре с теми, кто соглашается его выслушать, — именно в пяти. Однако его организм сильно ослаблен и уже не подчиняется воле; в дело вмешиваются врачи. Их очень беспокоит его состояние, они категорически против этого проекта. Сначала давайте немножко успокоимся. Угрозы и прогнозы, предупреждения и предписания. Курс лечения: инъекции сыворотки и полный покой.

Но надолго его не хватает: презрев мнение эскулапов, он упорствует в решении объехать мир со своим концертом, взяв в попутчицы к ним обоим Маргариту Лонг. И в конечном счете именно она исполнит этот концерт, а не сам Равель, как он об этом мечтал. А ведь он часами исступленно играл на фортепиано, истязая себя пальцеломными «Этюдами» Листа и Шопена, лишь бы вернуть былое владение инструментом. Но все напрасно: ему приходится признать, что на сей раз музыка превышает его возможности, слишком уж она сложна для его рук, которым остается лишь дирижировать ею. И, значит, нужно ехать вместе с Маргаритой, что не так уж плохо с точки зрения исполнительского мастерства, но гораздо более печально с точки зрения совместного существования: в обычной жизни она абсолютно невыносима — властная, заносчивая, эдакая гувернантка, надзирающая за вами круглые сутки, как за ребенком на каникулах, в общем, противная дальше некуда. Кроме того, речь уже идет не о пяти частях света, а всего лишь о Европе, пусть даже с посещением двадцати городов. И все же гастроли проходят, как всегда, великолепно: от Лондона до Будапешта, от Праги до Гааги он за дирижерским пультом, Маргарита за роялем, и повсюду триумфальный успех.

В поезде, идущем в Вену, он устраивает такой же скандал, как в Чикаго, обнаружив, что опять забыл свои лакированные туфли: пусть не надеются, что он будет выступать без них. Да ничего страшного, вы наверняка купите там похожие, увещевает его Маргарита: ей невдомек, что его крошечный размер обуви не во всякой стране и найдешь. На сей раз положение спасает не преданная певица, а машинист следующего поезда, который забирает туфли Равеля в Париже (куда уже позвонили) и привозит ему. В Вене его и Маргариту приглашают на торжественный вечер с ужином, устроенный в их честь у Пауля Витгенштейна: тот собирается исполнить собственной рукой концерт, написанный и посвященный ему Равелем. Ужин проходит так же, как и все ужины подобного рода, иными словами, как тягостная обязанность: сначала она вас пугает, но потом вы все же одеваетесь и едете туда, а там вас знакомят с кучей людей, чьи имена вы, едва расслышав, тотчас забываете, затем вы умираете со скуки, затем, разогрев себя алкоголем, свыкаетесь с ней, оживляетесь, начинаете даже слегка развлекаться, и, глядишь, мало-помалу, через часок-другой, все становится так здорово, что вы уже ни с кем и ни за что не поменяетесь местами.