Равная солнцу

Внезапно паланкин резко дернулся и двинулся вперед, но, судя по всему, носильщики удалялись от дома.

— Куда мы идем? — крикнул я.

Ответа не было, и я отдернул занавеси, чтоб убедиться — нас несут прочь. Дех! Я позвал на помощь всадников-черкесов. Они окружили паланкин, окликая людей Халил-хана, державших нас на плечах, и принялись отбивать нас у них. Нас с Пери кидало друг на друга, вперед и назад. На секунду я ощутил ее плечо у своей груди и сосновый аромат от ее волос.

— Да защитит нас Бог, — произнесла Пери.

Наконец паланкин перестал качаться и дергаться. Снаружи донесся голос черкесского воина:

— Царевна, вы в безопасности. Мы с вами и доставим вас домой!

Черкесы, по-видимому, сумели отбить паланкин у людей Халил-хана. Я снова высунулся из паланкина. Халил-хан, все еще верхом на своем коне, кричал защищавшим нас черкесам:

— Слушайте меня, воины! Я действую по приказу самого нового шаха! Неподчинение мне вы будете объяснять ему!

Черкесы медлили, не зная, что делать. Кровь мою наполнило льдом, и я задернул занавеси.

— Повелительница, скажите что-нибудь своим людям, чтоб они защитили вас!

Ее темные глаза словно утратили весь свой свет.

— Нет.

— Что?

— Вели им идти по домам. Иначе многие погибнут напрасно.

Нельзя было отказываться от схватки; после всего, что мы перенесли? Я смотрел на нее.

Носилки снова качнулись и дернулись; раздались крики и звуки схватки, и нас снова принялось бросать из стороны в сторону, пока люди Халил-хана пытались завладеть нами. Они спорили с черкесами, кому достанется царевна.

Взошло ли солнце из-за туч, или это царский фарр Пери озарил паланкин изнутри? Она положила свою ладонь на мою руку, прежде чем я успел что-то сказать.

— Джавахир, наша игра проиграна. Умолкни и слушай:

Подобно паукам, сеть из слюны печали
Напрасно, смертные, вы неискусно ткали.
В ней гибнут равно правый и неправый,
Венчанный славой с обойденным славой.
Отдайте же печаль Творящему ее,
Оставьте причитание свое.
Молчите вы — Его грохочет слог,
Не ткете вы — Его снует челнок.

Я узнал стихи из поэмы Мевлана Руми и был тронут до глубины души, поняв, что Пери вверяет нас обоих заботе Бога.

— Я никогда не оставлю вас. Вы звезда, за которой я следую вечно.

Глаза Пери затуманились.

— Да, — тихо ответила она, — ты единственный из моих слуг, воистину любивший меня.

— Всем своим сердцем.

Паланкин задергался, и взгляд Пери прояснился.

— Отодвинь завесу и скажи мне, что ты видишь.

Я раздвинул бархат и выглянул. Внезапно сильные руки Пери толкнули меня в спину так, что я вылетел, успев выставить ноги, ударился об одного из воинов Халила и упал на землю. Пери меня перехитрила: теперь мне оставалось только повиноваться.

— Что она сказала? — спросил начальник черкесов, кряжистый богатырь с голубыми глазами.

Верный ей, я произнес самые тяжкие слова в моей жизни:

— Царевна приказывает вам разойтись, чтоб не потерпеть урона. Идите по домам и ждите приказа.

— Но ее же возьмут! — запротестовал он. — Мы не уйдем, пока не услышим приказ от нее самой!

Он еще не знал, что Шамхал-хан мертв. Если бы знал, не был таким храбрым.

— Благо, если бы она одарила тебя своей речью! Но не тебе требовать подобного.

Бархатные завесы шевельнулись. Черкес заметил это, понимая, что их коснулась царственная рука.

— Слушай слово царевны, — произнесла из носилок Пери.

Воины ошеломленно застыли. Царевна так редко обращалась к простолюдинам, что для них это было равно гласу Небес.

— Я благодарю вас за отличную службу. Вы отпущены к своим женам и детям, и это мой приказ. Да пошлет вам Бог всяческой удачи!

Глаза мужчин смягчились, будто их благословил святой.

— Мы подчиняемся с благодарностью! — ответил начальник черкесов.

Без всяких возражений ее люди оставили носилки стражникам Халил-хана, робко взявшимся за них, не понимая, что им делать, — ведь они тоже слышали глубокий и прекрасный голос принцессы.

— Бегом! — крикнул Халил-хан. — Живо! Живо!

— Нет! — завопил я, не думая о собственной жизни. — Вы не можете увезти царевну сафавийской крови!

Глаза Халил-хана сузились, губы презрительно искривились.

— Как ты смеешь угрожать мне, ты, мерин! Убирайся с дороги, пока цел!

Я выхватил свой кинжал и нацелился ему в грудь. Страх, вспыхнувший в его глазах, только придал мне сил. Вблизи его оливковая кожа выглядела серой от ужаса. Уже вплотную, чуя запах пажитника в его дыхании, я занес клинок и ощутил, как напряглись мои мышцы. Уверен, что взревел, предчувствуя, как входит клинок в его незащищенную плоть. Он взмахнул мечом, защищаясь; я отбил удар и сломал ему нос тычком основания ладони. Слезы хлынули из его глаз, рука с мечом обмякла. Но тут что-то твердое врезалось в мой затылок, и кинжал выпал из моих пальцев.