Равная солнцу

Как только он вошел в возраст, Ферейдун стал изучать искусство верховой езды, боя на мечах и полководческие умения. Овладев этими дарованиями, начал он в пустыне обучать войско, чтоб сразиться с угнетателем Зоххаком. На удачу попросил он кузнеца сковать ему булаву со звериной головой. Кто-то говорил, что это корова, но мне хочется думать, что бык, охолощенный буйвол.

Однажды в своем лагере Ферейдун увидел Каве, шагающего к нему под развевающимся кожаным фартуком, а за ним шло его войско — из протестующих, и понял он, что настала пора освободить Иран. Принял Ферейдун Каве как героя и украсил его скромный запон драгоценными камнями, золотым шитьем и каймой, пока не засверкало это знамя на солнце. Затем, когда все было готово к битве, воины Ферейдуна понесли этот стяг впереди, когда он повел их на столицу сразить Зоххака.

Прибыв туда, Ферейдун узнал, что Зоххак отправился грабить Индию. Он захватил пустой дворец, освободил тех, кого там держали, и забрал себе всех женщин.

Вскоре Зоххак вернулся со своим войском, чтоб отвоевать дворец. Воины его окружили замок только затем, чтоб узнать: население встало на сторону Ферейдуна. В ярости покинул войско и по веревке перебрался через дворцовую стену, чтоб захватить Ферейдуна врасплох. Но Ферейдун узнал его по змеям, извивавшимся на плечах, и могучими ударами булавы крушил его, пока злодей не пал. Тогда Ферейдун потребовал трон Зоххака и провозгласил себя правителем нового времени.

Так и был спасен от уничтожения мозг иранских мужей и справедливость вернулась в страну.

Когда погиб мой отец, меня словно затягивало в озеро горя, — казалось, плыть поверху невозможно. После смерти Хадидже я горевал так же сильно, и все же без детской беспомощности. Взамен рос внутри холод, острый, словно лезвие клинка. Я стал неотступен и поклялся выполнить свою обязанность даже ценой собственной жизни.

Чтоб набраться мощи для достижения цели, я стал посещать Дом силы во дворце и упражняться с тяжелыми деревянными булавами, которые силачи крутили вокруг себя, чтоб подготовить свои тела. Проходили недели, и мышцы моих рук, груди и бедер становились твердыми, словно чугунные ядра. Шея стала толще, чем прежде. У меня открылся жестокий аппетит к мясу, каждый день я ел кебаб, но лишний вес тем не менее исчезал. Как-то я взглянул на себя в зеркало и понял, что выгляжу куда более настоящим мужчиной, чем когда-либо.

Некоторое время после смерти Хадидже нам с Пери пришлось постараться, чтоб вернуть прежние надежные отношения. Мы встречались ежедневно, она давала мне поручения, но все больше мелкие, и я читал в ее глазах, что, несмотря на всю свою привязанность ко мне, она не была уверена, можно ли мне доверять. Это новое сомнение тоже печалило меня. Я жаждал снова быть ее товарищем по оружию.

Однажды ночью мне приснилось, что шах Исмаил открыл наш заговор и что нас вот-вот казнят. Я проснулся в поту, простыни и те промокли. В темноте я признавался себе, что был не прав, умолчав о Хадидже с Пери, особенно после того, как она сама не поделилась со мной. Пот остывал, я дрожал, раскаиваясь в своей жестокосердности, которая могла погубить нас всех.