Тейо находился с краю шеренги, но ему нужно было увеличить свой щит, чтобы заслонить хотя бы коренастого мычащего зверя и те припасы, что он нёс на своей толстокожей спине. Тейо сделал полшага вперёд, напирая на песок и ветер, которые уже начали поблёскивать. Замешкайся он ещё хоть на мгновение, и алмазные частицы уже рвали бы его одежду и плоть. Они уже впивались в толстую шкуру зверя, заставляя того жалобно выть от болезненных уколов. Используя ветер как вертикальную опору, Тейо начал растягивать на ней свой щит. О таком в книгах не писали.
Но у него получалось. Щиты — семь треугольников и два четырёхугольника — слились в один огромный ромб. Его геометрия была надёжной, и защищённый вьючный зверь наградил Тейо облегчённым вздохом и весьма зловонным залпом. Он успел вовремя: крупные алмазы, размером с небольшие градины, забарабанили по его щиту и щитам других послушников. Тейо покосился влево и увидел Артуро, выдавшего могучий трапецоид.
Разумеется, Тейо знал ответ на свой вопрос. Потому что аббат был здесь, рядом — сновал вдоль шеренги, прикрытый лишь небольшим персональным овалом, и орал усиленным голосом, чтобы они держали строй, чтобы сами
Летящие по ветру алмазы стали ещё крупнее, размером с равноденственную сливу. Бум, бум, бум — застучали они в ромб Тейо. Семь или восемь ударов одновременно. На миг Тейо показалось, что эти столкновения вот-вот разобьют его концентрацию и его устав вдребезги. Но он стиснул зубы, подался вперёд, возобновил свои песнопения и выстоял.
А затем появились сполохи.
Песок и алмазы, поднятые в воздух могучим ветром пустыни, должны были полностью заслонить собой небосвод и любой источник света. Тем не менее, над и перед собой он ясно видел сполохи света, словно искры в небе, словно исполинские рубины, изумруды, сапфиры, осколки обсидиана и, да, алмазы. Они полностью завладели его вниманием, его концентрацией, и, в конечном счёте, его уставом, отвлекая его от насущной задачи. Лишь когда его плечо задел алмаз размером со спелое яблоко, Тейо осознал, что его щит ломается. Он попробовал восстановить его, но геометрия не желала ему подчиняться. Зверь снова завопил от боли, пока Тейо судорожно вспоминал устав. Даже сейчас сполохи-которых-не-могло-существовать в небе-которого-не-должно-было-быть-видно настойчиво взывали к нему. Аббат Баррез, возникнув рядом с ним словно из ниоткуда, сотворил широкий четырёхугольник, который прикрыл и Тейо, и зверя.
— Серьёзно, парень, что с тобой сегодня?
— Там свет…, — виновато пробормотал Тейо, указывая в небо.
— Какой ещё свет? Тебе повезло, что в этой темени я разглядел, как ты тут позоришься. Клянусь, малец, из всех моих учеников
— Да, учитель, — машинально ответил Тейо, чьи помыслы по-прежнему были обращены куда-то ввысь. На мгновение он удивился, что аббат не видит сполохов, но даже
Наконец алмазная буря начала стихать. Сами алмазы уже иссякли, но песчаный ветер продолжал свирепствовать. Тейо едва обратил на это внимание. Аббат двинулся дальше, на ходу бросив ему: «Вспомни устав, послушник, иначе песок обглодает твои кости», но Тейо и ухом не повёл. Без щита и без песнопений он побрёл навстречу сполохам, в самое сердце умирающей бури.
— Тейо! — окликнул его Артуро.
Аббат Баррез оглянулся через плечо и крикнул: — Держать линию, Верада!
Но ученик аббата уже не мог совладать с собой. Песчинки — и один последний заблудившийся алмаз — в самом деле царапали его кожу. Он чувствовал, как по его щеке стекает кровь. Он зажмурил глаза от ветра — но
Его погребло заживо.