Равнинный рейд

Киселов собрался было встать, но какая-то невидимая рука словно прижимала его к земле, тянула с силой назад. В двух шагах от него, черный, в последних бледных лучах заката, лежал неподвижный труп слуги. Еще бы несколько сантиметров, и вместо этого невзрачного человечка, такой же черный и неподвижный, с медленно стекающей на землю кровью, лежал бы он сам, Киселов. При этой мысли околийский начальник почувствовал странную пустоту внутри. От предчувствия, что, может быть, скоро действительно так и будет, его действительно настигнет смерть, у Киселова противно засосало под ложечкой. Он полежал около десяти минут, пытаясь взять себя в руки, и, наконец, усилием воли поднялся и медленно пошел назад. Снова мимо ушей его просвистела пуля, снова ее жгучее дыхание чуть коснулось его пылающих щек, но судьба и на этот раз пощадила его. Безбородый гимназист в лесу, раздосадованный своим промахом, теперь старательно целился в другую мишень. Задержав дыхание, он плавно нажал спуск винтовки. Послышался выстрел, и жандарм, разносивший жестяные банки с мясными консервами, выпустил латаное полотнище брезента и упал навзничь. Полотнище развернулось, из него высыпались и выкатились по земле банки — красноватые в лучах заката.

Когда Киселов отыскал Черкезова, тот просматривал документы и бумажник убитого полчаса назад связного. В бумажнике было три потертых, но тщательно разглаженных тысячелевовых бумажки, несколько колец и даже целый золотой мост, снятый, видно, с челюсти одной из жертв во время какой-то карательной операции. Услышав голос околийского начальника, Черкезов вздрогнул, словно его застали на месте преступления, проникли в его грязные жандармские мысли — мысли о грабеже, добыче.

— Здравствуй! — ответил он не очень вежливо на приветствие околийского начальника. — Крепкий орешек, а?

Киселов посмотрел на него в упор.

— Похоже, отец твой сбежал с партизанами! — сухо, даже с неприязнью произнес он. — Следствие ведет к тому…

Растерявшийся от неожиданности поручик даже не успел ответить.

— Чудный сюрприз будет, если завтра его найдут среди трупов партизан, — также сухо продолжал околийский. — Представляю какое мнение составит о тебе начальство…

У Черкезова зашлось дыхание, кровь кинулась ему в лицо. Позднее, когда он остался один среди вечереющего поля, он стал лихорадочно искать выход: что сделать, как убедить других и прежде всего свое начальство, что он не такой, как его отец — тем, что он сделал за последние годы, он напрочь, не на жизнь, а на смерть связал себя с ними, с Киселовыми. Неужто Киселов этого не понимает? Неужели и вправду думает, что какой-то там еще отец может иметь значение для его судьбы, для их общей судьбы? Кто-кто, а Киселов-то должен знать: они связаны одной веревочкой, вместе марали руки в крови, слишком много грехов за ними водится, чтобы выбирать себе сейчас какую-то иную дорогу. Поручик вздохнул и с ненавистью взглянул в ту сторону, где исчез начальник. Если он не может его понять, то кто же его тогда поймет, что скажет на это генерал, их областной директор?

Черкезов встал. С юга, со стороны гор, повеяло вечерней прохладой. А небо там синее и холодное, мрачно, враждебно громоздятся зубчатые хребты. По полю, спотыкаясь, брел солдат, неся в руках охапку соломы Наверно кому-нибудь из начальников постелить, — подумал про себя Черкезов. Согнувшись в три погибели в окопчиках, жандармы молча и деловито ужинали: таскали пальцами куски говядины, облизывали желе. Лица у них были хмурые, усталые, и Черкезова пробрала дрожь. День, который уходил, не принес ему ничего хорошего, а о том, что его ждет завтра, поручик не смел и думать.

* * *

Несмотря на то, что партизаны отразили уже две атаки, они лежали в своих окопах грустные, озабоченные. Часам к пяти тихо и незаметно скончался Бородка — никто и не слыхал его последнего вздоха. Рядом с ним товарищи положили тело убитого Чапая: смерть застала его за ручным пулеметом, захваченным у фашистов. Чапай превосходно сражался, и только к концу второй атаки пуля прервала его яростную стрельбу. Но в какой именно момент он умер, товарищи не знали: стрелковые окопы находились на некотором расстоянии друг от друга, за кустами и деревьями. Его нашли холодного и неподвижного, с рукой сжимающей магазин пулемета, и устремившегося вперед, как будто перед тем, как умереть, он приподнялся, чтобы получше разглядеть поле боя.