Равноденствие

Красавица-Айн одними губами произнесла слово, которое таким нежным и трепетным особам знать не полагалось. Я его, разумеется, знала, и почему-то была полностью согласна с характеристикой нежданного знакомства.

Глава 8. Не своё дело вдвойне интересно

Виски давило невидимыми тисками и отпускало на единое мгновение лишь для того, чтобы сжать с новой силой.

– Тише, тише, Белен из благородных, – заботливо шептала мучающая меня Брианна, вновь запуская в голову щупальца магии. – Знаю, неприятно. Ты расслабься – станет легче.

Нам с сестрой по десять лет. Вирке пробирается по скользким, в маслянито-зелёных разводах водорослей, камням к самой середине пруда. Золотистые солнечные лучи перебирают ничем не закреплённые волосы и теряются в тёмных прядях, путаются, уже не желая рваться на волю. Я наблюдаю за ними и невольно подхожу ближе.

– Вирке, нам всё-таки не следует этого делать.

– Ты что, испугался? –одним скользящим движением она поворачивается и показывает язык. – Вот уж не думала, что ты перепугаешься, как птенчик!

– Я не перепугался, – пробую босой ногой ледяную тёмную воду и понимаю, что, пожалуй, и правда страшно. Пруд куда глубже, чем казалось вначале, и очень-очень холодный.

– Пи-пи-пи! Маленький птенчик! – передразнивает Вирке, перескакивая с камня на камень, покачиваясь, приземляясь всё менее уверенно.

– Хватит, – я ступил в стылый мрак и протянул руку. – Пойдём домой.

Но она успела забрести так далеко… Слишком далеко.

– Ай! – она падает, подворачивая бледную от холода ногу, ударяется лбом о мокрую гладь и целиком прячется под водой.

А я ныряю прежде, чем успеваю понять, насколько же всё это глупо.

– И правда благородный, – бормотала Брианна. – Герой, ничего не скажешь. Ну потерпи ещё немного, совсем маленько.

Я выныривал из омута боли и пытался понять, где я, что делаю. Сочувствующие ведьмы – раскрасневшиеся от усилий женщины, преклонившие колени и не решающиеся поднять взгляд; укутавшийся в безразличие Рикмас; чьи-то перехваченные тонкими верёвками руки, притянутые к отшлифованным подлокотникам.

Советник не отводил взгляда от хрустального шара, ловящего отсветы скованного решёткой окна. Холодные блики меняли очертания, ледяной водой перетекая из образа в образ, рисуя детей-близнецов из моих воспоминаний, отражая на лице мальчишки испуг, бессилие и готовность утопиться здесь и сейчас, если не вытащит сестру.

– Какое мне дело до его сестры? Копай глубже! То, что он скрывает, что не хочет рассказывать! – дёргал Рикмас ведьму.

– А я что делаю? – огрызалась Брианна. – Хотели самые тайные уголки памяти – нате вам. Любуйтесь. Значит, именно это ваш лорд и не хочет рассказывать больше всего.

Губы советника недовольно медленно двигались, растягивая слова бесконечно долго, не давая уловить смысл речи, расплываясь перед глазами.

Ведьма с копной каштановых волос быстро ободряюще коснулась напряжённого плеча и снова запустила в виски ленты боли.

Ладони сжимались не то от муки, не то от бессильной ярости, при каждой судороге дёргали путы, рвущие кожу; руки покрывались бисеринками пота от закатанных рукавов до тонких бледных пальцев. Мои руки.

А потом я вновь проваливался.

– Тише, Белен, тише. Скоро всё закончится, – вёл меня заботливый шёпот.

Нам с сестрой почти пятнадцать. Нет, не с сестрой. Вирке уже не просто сестра, а нечто большее. Нечто, что сильнее и важнее нас обоих. Она забилась в угол гостиной, прикрыв озябшие ноги огромной по сравнению с хрупкой фигуркой медвежьей шкурой, и делала вид, что не плачет.