Равноденствие

И вот он – выбор. Как тогда. Справедливое наказание для заигравшейся дуры. А я даже не замараю руки: всё сделает обиженный волшебной уздечкой василиск.

И в чём же разница?

Тогда моя жизнь была не моей.

Теперь все эти поступки – я.

Бездействие, слабость, трусость, сожаления – от них не спрятаться за широкой спиной брата.

Я подняла отяжелевшую руку, чувствуя Силу, ведущую её, ведомую ей. Волна золотого жара пронеслась по поляне, мгновенно высушив траву, вырвав из ловушки Кайлена, опалив ресницы красавице Айн, и рассыпая серым прахом огромного хищного зверя, знавшего в своей жизни лишь ненависть и послушное смирение.

Я с чувством выполненного долга рухнула в обморок.

Много позже стали доноситься голоса:

– Идиотка!

– От такого же слышу!

– Ты чуть всех нас не убила!

– А пыталась одного тебя!

– Что я тебе такого сделал?! За ведьму, что ли? Да я ж её только усыпить и королю…

– За это она бы сама тебе кишки выпустила!

– Тогда за что ты так меня ненавидишь?

Лежалось дико неудобно, мокро и твёрдо, но пошевелиться и признать, что я уже вынырнула из небытия, значило пропустить чудеснейшую ссору. Я слегка приоткрыла один глаз, чтобы наткнуться на скандалящих любовников, раскидывающих по поляне приметный, переливающийся зеленью пепел.

Айн заламывала руки:

– Ты мучил меня!

Кайлен пинал остатки василиска, вопреки ведьме пытаясь оставить блестяшки на видных местах – на радость любопытным приезжим:

– Не могла просто сказать, что я тебе не нравлюсь?

– А ты бы послушал?

Бургомистр задумался. Вообще-то он не привык проигрывать и очень любил сложные задачи. Но насильником точно не был. С нажимом повторил:

– Сказать надо было! Договорились бы…

Эх, а такой скандал намечался!

На обратном пути они переругивались лениво, без огонька. Либо утомились, либо стеснялись. Но хоть способов угробить друг друга больше не изыскивали, и то хорошо.

– Господин бургомистр, – напомнила я о себе, воспользовавшись перерывом в препирательствах, – а что вы там говорили про плату за спасение вашей жизни?

Кайлен дважды открыл и закрыл рот в попытке определиться, какое из вертящихся на языке неприличных слов достойно вырваться наружу:

– Спасение?! Да вы меня убить пытались! – проглотил он ругань.

– Не я, а она, – напомнила я, ткнув локтем во вновь потеснившую меня в седле Айн.

– Не она, а я, – подтвердила ведьма.

– А мне вы обещали вознаграждение. Двойное.

– Вдвое от ничего – получается ничего, – с наслаждением напомнил экономный бургомистр. – Уговор дороже денег!

– Верно говорите, – мстительно прошипела я не хуже василиска. – Уговор дороже денег.

Утро выдалось тяжёлым. Вернулись поздно, уставшие, мокрые, искусанные комарьём, решившим взять на себя ношу, оказавшуюся непосильной почившему василиску. Лошадь, которой оба раза пришлось везти двух всадниц вместо одной, никак не желала верить, что две ведьмы весят меньше, чем рыцарь пусть и в облегчённых доспехах, била копытом и косила укоризненным глазом.

Брет, до поздней ночи подсчитывавший доход удачного дня и командующий норовящими схалтурить уборщицами, встретил меня, ничуть не удивившись: ведьме ведь и полагается возвращаться поздно ночью и внешне напоминать щипаную крысу. Зато увидев рядом всегда воздушную, прекрасную и идеальную супругу, отличающуюся от вышеупомянутой ведьмы разве что цветом волос, опрокинул стол с ворохом бумаг и метнулся навстречу со скоростью разъярённого петуха:

– Бусечка! Что с тобой, любимая? Ты в порядке? Кто тебя? Госпожа ведьма, это вы? Да я вас!..

Что именно он меня, я так и не узнала. Кинулся ведь, не побоялся. Хотя сам днём видел, я не шутки шучу – знаю, как с Силой управляться (ну, или научилась почти профессионально делать вид), а всё равно кинулся защищать жену. Я шмыгнула носом, проклиная ночную прохладу, в которую после дневной жары так легко подхватить простуду. Хотела отодвинуть защитника колдовским пассом, но после сражения с василиском так замучилась, что, наверное, и искры бы не пустила. Махнула рукой и проследовала мимо возмущённого мужика к выделенной комнате.

– Милый, кажется, нам пора кое о чём поговорить, – послышался за спиной тихий голос Айн.

Но то было вчера. Сейчас я торопливо неумело седлала лошадь, пока сухо попрощавшийся бургомистр не вспомнил, что он суров и ужасен, пока Брет, укоряющий меня в разрушении своего брака, не выскочил с поленом наперевес, пока Айн, в огромные синие глаза которой я больше не могла смотреть без содрогания, не выскочила обвинить меня Богиня знает в чём ещё. Сердце тяжелело и тянуло книзу так сильно, словно проклятый василиск всё-таки до него добрался.

– Эй, ведьма! – голос женщины, которую больше не хотелось звать феей, стал неузнаваем без капризной кокетливости. Иначе я бы и оглядываться не стала.

– Чего тебе?

– Ты злишься на меня? Считаешь убийцей?

– Да, – к чему скрывать?

– Мне жаль, что тебе пришлось увидеть это. Ты совсем малышка…

Я хмыкнула: Айн ненамного старше меня. Малышка? Просто потому, что не выскочила замуж?

– Я не про возраст. Ты малышка-ведьма. Ещё ничего не знаешь, ничего не умеешь. Хоть и очень сильна. Необычайно сильна, как я вижу.