Равноденствия. Новая мистическая волна

— Да нет, не извольте беспокоиться… Иначе бы я Вам такого не дозволил. Она же мне верная — Супруга-то моя… Потому других и не чувствует, словно те и не существуют вовсе… Предрассудок то — «боль», предрассудок… А сие правда: двое-то нас с ней в Околопечном пространстве, а всё иное — за Пределами. Я за те Пределы иногда захаживаю — дела Промысловые вращать… А Супружница-то моя — дома ждёт… А гостей мы и не принимаем вовсе…

— А… Но как же я? Чем не гость?

— Так ведь не Вы, сударь, к нам пожаловали. То Я — Гость Ваш, Вам напросился в Запечную Реальность, дабы исправить требу на отстрел Дичи… Время подошло… Да-с…

В оконное стекло раздаётся настойчивый стук, но ничего не видно. Старик произносит умилённо:

Ан, вот и к нашему столу прибыло… Опять Чернопёрый пожаловал… Вьётся над Небом. С Поручением именным…

Подходит к окну, машет рукой.

Кышь! Прочь, служивый!.. Прости меня, Господи!.. Сегодня здесь для тебя греха нету…

Обращаясь к гостю:

Повадились, престрастные… Только корми их, живоглотов… Правда, в лунную ночь — тут всё от цвета перьев зависит… Вы уж мне, любезный, поверьте на слово… Коли лунный свет на чёрных перьях отливает — так знай исправно службу творит, дань земную собирает, работу неустанную над Миром Божиим свершает… А коль белы перья — то слоняется туда-сюда, голосит без дела, всё приткнуться к жилью человеческому норовит — да только не пущают его. Вот и летает гневным росчерком, теребит Небо ночное без пользы — всё по Милосердию Горнему убивается… А в Новолуние — темно в Подлунном Мире. Сам Господь не может отличить белые перья от чёрных… Томится мир… Сидят крылатые в задумчивости, не шелохнутся — всё будущий цвет своих перьев предугадывать пытаются… Рождения мира дожидаются…

Отходит от окна. Задумчиво смотрит на печную заслонку, за которой танцует пламя.

Ноченька-то длинная стопы свои бесовские подбирает… Заневестилась, волосы свои леденящие, заговорные распустила… Кровавую охоту предвкушает… В такую Ночь, сударь, в добром селении съедают с хлебом по луковичке… И связь обретают с землёй-кормилицей… Коли руки не замараны — то луковичка, знаете ли, знак добрый… Снимаешь слой за слоем — тайны неведомые приоткрываться начинают… Да слёзы искупительные — наперёд вам индульгенцию выдадут… Но ежели руки нечестивы — то спаси Господи! Луковичка почище Огня Адского глаза и ладони выест…

— Да, это ты к месту, старик… Желудок свело — всё бы съел, что подвернулось бы… Неудобно, конечно… Ну, да если бы ты меня попотчевал всласть, то я бы и заплатить готов…

Старик усмехается:

— И чем платить собираетесь? Ведь нету у Вас для меня ничего… В Околопечном мире — расчёт иной в ходу.

Хозяин ныряет куда-то за печку и вновь появляется, уже с волынкой.

Не желаете ли откушать?

Гость непонимающе вертит предмет в руках.

Ну подите, сударь, не смущайтесь!.. Ну, сделайте милость!.. Порадуйте меня Огнём Человеческим…

Гость, всё ещё недоумевая, изо всех сил дует в волынку, которая разражается отвратительной какофонией. Старик откидывает голову назад, вскидывает руки и победоносно восклицает:

— О-ооо! Неописуемо! Неподражаемо! С такой игрой — можно только позавидовать, какая будет охота!..

Гость, с недоверием:

— А зачем мне играть? Чтоб мышей извести?.. Визгом-то таким…

— Ну да что вы!.. Те, кто играют на Инструменте, постигают Высшую Гармонию и Низшие Гармоники… И более не ведают ни жажды, ни голода… И у Господа Всемогущего в закромах им счёт открывается…

— Да… Но… Я играть-то вовсе не умею…

— Так в этом вся соль сударь! Те, кто умеют играть, — те только для себя и играют. Не может их услышать никто. А они — всё играют и играют, да остановиться не могут… Ничего их уже больше не интересует… Алкают игры, да ещё как!.. Вроде глядь — уже и на Небесах, да алкают пуще прежнего!..

Гость дует в инструмент ещё пару раз, затем недовольно откладывает его на стол.

Да вы, поди, утомились… Насытились… Ну так прилягте на печку, отдохните… На заре вам путь — доо-оо-лог… А я покамест про наши места расскажу…

Гость охотно выполняет предложение. Хозяин усаживается на пол рядом с печкой и, облокотившись на неё спиной, начинает не спеша, нараспев своё повествование: