Равнодушные

Она смутилась и, избегая его взгляда, нагло и откровенно улыбнулась, как человек, который не очень огорчен, что его уличили во лжи. И это было Микеле особенно тягостно.

— Какую правду? — повторила она, не глядя на него и продолжая улыбаться. — Не понимаю тебя… Если ничего не случится, он обязательно придет.

— Я выглянул в коридор… — спокойно объяснил Микеле. — Ты никому не звонила… Этот твой родственник вообще не существует.

Короткое молчание, а затем Лиза нашла самый простой выход из положения: снова улыбнулась и слегка пожала плечами.

— Раз ты выглянул в коридор, зачем же задавать лишние вопросы?

Микеле посмотрел на нее. «Неужели она не понимает, что могла бы быть лучше, честнее?» Он сделал еще одну попытку.

— Нет, — сказал он, — нельзя все обращать в шутку. Речь идет об очень серьезных вещах: почему вместо того, чтобы разыгрывать комедию, ты не сказала прямо: «Приходи ко мне завтра… Выпьем вместе чаю».

— Знаю. Я так и должна была поступить… — Лиза произнесла эти слова без всякого стыда, скорее с нетерпением. — Значит, ты все равно придешь завтра, да?… И потом, не волнуйся, я, правда, еще не переговорила со своим родственником, но в ближайшие же дни непременно поговорю.

«Ну вот! Она убеждена, что все мои упреки только из-за того, что она не позвала этого чертова родственника». Его лицо посуровело.

— Нет, я не приду, — ответил он. — И никого не зови. Он отстранился от Лизы и вышел в коридор. Этот темный туннель был пропитан запахами кухни.

— Ты и в самом деле не придешь? — умоляюще и в то же время недоверчиво спросила она, протягивая ему шляпу. Он взглянул на нее и заколебался. Все, в сущности, было бесполезно — и его отвращение и жалость. Лиза так ничего и не поняла. Это ощущение бессмысленности всех усилий причиняло ему настоящую боль, угнетало и приводило в отчаянье, ему хотелось закричать,

— Что толку от моего прихода? — сказал он,

— Как что толку?

— Не будет никакого толку. Ровно никакого… — Он покачал головой. — Такая уж ты есть… Тут ничего не поделаешь… Все вы такие!

— Какие? — настойчиво переспросила она, невольно покраснев.

«Ничтожные, скудоумные… Болтаете о любви, только чтобы заманить в постель… Ты сама уверена, что я лишь о том и мечтаю, как бы познакомиться с твоим родственником», — хотел ответить Микеле. Но ответил:

— Хорошо, я все равно навещу тебя завтра. — Помолчал. — Но прежде, чем я уйду, — добавил он, — объясни мне одно — когда ты убедилась, что я… тебя люблю и потому приду еще раз, зачем ты снова прибегла к старой уловке насчет родственника? Вместо того чтобы сказать правду?

— Мне было неприятно, — поколебавшись, ответила она, — признаться, что первый раз я это придумала, чтобы ты непременно пришел.

— Но и тогда твоя уловка была излишней, — пристально глядя на нее, сказал Микеле.

— Да, ты прав, — смиренно признала она. — Но кто же из нас без греха?… И потом, родственник существует. Он очень богат… Только мы с ним давно не виделись.

— Ну ладно, не будем больше говорить об этом, — сказал Микеле. Он взял ее за руку. — Итак, до завтра, — сказал он и внезапно заметил, что Лиза как-то странно смотрит на него, улыбаясь робко и в то же время маняще. Он все понял. «Раз тебе так этого хочется…» Наклонился, прижал Лизу к груди и поцеловал в губы. Быстро разжал объятия и направился к двери. На пороге остановился, чтобы попрощаться с ней. Она, как влюбленная девчонка, стыдливо пряталась за пальто, висевшее на вешалке в темном коридоре, и, приложив два пальца к губам, посылала ему воздушный поцелуй. «Постыдная комедия», — подумал он. И, не оборачиваясь, стал спускаться по лестнице.

VI

В этот день Мариаграция кончила одеваться очень поздно. Уже наступил полдень, а она все еще сидела за туалетным столиком и, отчаянно гримасничая, с величайшим усердием водила черной кисточкой по припухшим векам.