Мы прошли еще пару жилых кварталов, абсолютно вымерших и от того жутких в своей неестественности. Миновали аллею со склонившимися над дорогой ивами, которые образовали импровизированный коридор в красно-желтых осенних тонах. Углубились в мрачные коробки цехов заброшенного цементного завода.
За время нашего похода мы не встретили ни одного человека.
Перешли узкоколейку, шурша щебнем покрытия. Обогнули длинный склад с широким подъездным крыльцом и на это город неожиданно кончился. Дальше начиналось практически ровное поле, которое чуть-чуть не дотягивало до гор и где-то там уходило вниз. Через поле тянулась утоптанная проселочная дорога. Я на глазок прикинул расстояние и решил, что до подножия будет километра два — два с половиной.
Именно тут я впервые и услышал этот гул. Сначала не обратил на него внимания, звук шел на грани слуха. Но по мере приближения к источнику, он становился все более назойливым и давящим. Создавалось впечатление, что где-то рядом находится гигантский рой с огромными рассерженными осами. Этот гул не перекрывал другие звуки, не оглушал, он просто заполнял голову, как пустую банку, заставляя слышать все остальное на своем фоне.
Наши отношения с Карчевским не сказать, что стали совсем уж дружескими, но после выяснения отношений некий ледок между нами растаял. Возможно, так виделось лишь с моей стороны, потому как я отдавал себе отчет в том, что в поведении Олега мало что изменилось. Изменилось мое отношение к этому поведению. И сразу же в ином свете увиделся этот хамовитый геолог. Ну ведь правда же, а как себя должен вести настоящий геолог, как не по-простому, не открыто? У меня моментом всплыли образы искателей-первопроходцев, бредущих под тяжелыми рюкзаками в гору. В кедах, в старых ветровках, небритые, пахнущие дымом, злые и вечно голодные. Ночующие в сырых спальниках, вытягивающие товарища из пропасти, угрюмо молчащие у костра. С несгибаемой волей и устремленным вдаль взором ясных глаз. Настоящие геологи, разведчики неизведанных земель. Прямо таки привет из советского романтического детства.
Уж не знаю, насколько соотносился Карчевский с такой породой работников геологических экспедиций, но я навесил на него это образ и тем самым объяснил для себя манеру общения Олега. И сразу же все встало на свои места.
Пользуясь тем, что общение стало легче и веселее, я спросил у Олега про гул. Тогда он и рассказал мне про Колодцы.
Колодцами местные называли круглые провалы в земле, образовавшиеся над бывшим лавовым коридором. Никакой лавы, понятное дело, под землей давно уже нет, зато есть бурная подземная река, от которой в город провели канализацию. Вот движение этой реки, круговорот воздуха в длинных каменных трубах, и создает непрекращающийся гул. Именно поэтому никаких жилых построек рядом нет — мало кто выдерживает долгое пребывание в такой обстановке.
Так мы, разговаривая, дошли до края поля, до места, где начинался уклон вниз.
— Смотри, — довольно оскалившись сказал Карчевский, подводя меня к краю поля. — Вот они, Колодцы.
Я сделал еще шаг и замер, пораженный открывшимся видом.
Когда Олег рассказывал о Колодцах, то я представлял себе провалы в земле, похожие на скальные пещеры, виденные мной в Крыму, на берегу моря. Те пещеры были похожи скорее на трещины, чем на колодцы, некоторые были достаточно широкими, некоторые можно было перепрыгнуть без разбега. Изломанные, с рваными краями, промытые волнами и обтесанные ветрами.
Но увидел я совсем не то, что ожидал.
Три огромных Колодца, каждое почти идеально круглые, зияли чернильной бездной передо мной. Размером с хоккейную площадку, они походили на три следа от пальцев бога, решившего сыграть в боулинг Землей. Они поистине вселяли страх и трепет, я буквально видел исходящие из них потоки воздуха, несущие с собой гул и холод глубин.
И возле одного из Колодца кто-то стоял, кутаясь не то в шаль, не то в широкий шарф.
— Проникся? — с гордостью осведомился геолог, словно эти дыры были его творением. Я лишь кивнул.
— Тогда пойдем, — Олег засунул руки в карманы анорака и зашагал вниз. Я последовал следом, не отводя восхищенного взгляда от завораживающего зрелища. И с еще большим удивлением заметил, что чем ближе мы подходили к ямам, тем тише становился дребезжание воздуха. Затих и ветер, нещадно дующий в лицо на поле и залезающий за шиворот. Стало теплее. Эффект глаза бури?
Странный старик нахохленной вороной стоял на самом краю одного из Колодцев, склонив голову, будто высматривал что-то. Одежды его трепетали, концы шарфа то и дело взлетали вверх.
Когда мы подошли ближе и остановились, Карчевский громко поприветствовал его:
— Здорово, Юдин!
— Здорово, Карчевский, — ответил старик неожиданно глубоким и сочным басом. Он глубоко вдохнул поднимающийся из глубин воздух, отступил назад и только после этого повернулся.