Равные звездам

Но умение проложить свой путь — не только благословение, но и проклятие. Дорога больше не ведет тебя, незаметно позволяя огибать препятствия. Тебе приходится самому продираться через буреломы жизненных трудностей, карабкаться по скалам сомнения, преодолевать болота неуверенности и брести по безводным пустыням отчаяния, не зная, где и когда найдешь хотя бы небольшой глоток освежающей надежды и вкусишь хлебов уверенности. Такова цена, которую платят за право проложить свою Дорогу. И иногда у тебя не остается иного выбора, кроме как следовать своему Пути, прокладывая его сквозь долины смертной тени и рискуя сгинуть в ней навсегда. Но даже если ты знаешь, что тень поглотит тебя и заглушит эхо твоих шагов, свернуть в сторону означает предать себя и никогда больше не вернуться на свою Дорогу, утратив способность прокладывать ее самостоятельно.

И когда ты окажешься на пороге смерти, оглянись назад, путник, на тот путь, что ты проделал — оглянись и спроси себя, по нему ли ты хотел идти. И желаю я, чтобы ответ оказался тебе по сердцу…

Яна запела, и ее глубокий сильный голос зазвучал в тихой комнате, как могучая река звука, бессловесная и радостная. Его чистые ноты словно победные фанфары укрепляли душу, изгоняли сомнения, отгоняли страх и внушали уверенность: все закончится хорошо, если только ты найдешь в себе силы не свернуть со своей дороги… Она пела и пела, и Тимашара почувствовала, как начинают путаться мысли. В глубине ее сердца появилась и окрепла уверенность: эта девочка должна достичь своей цели. Мелкая выгода от сиюминутных политических игр не значит ничего по сравнению с ведущей ее высокой целью. И пытаться помешать ей — преступление. Их нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно, нужно, нужно, нужно пропустить…

Внезапно она осознала, что в комнате стоит мертвая тишина. Яна стояла перед ней, бессильно опустив руки, и ее глаза казались мертвыми и пустыми. Старшая мать тряхнула головой, словно отгоняя муху.

— Ты певица, сама Яна? — спросила она, только чтобы заполнить чем-нибудь тишину.

— Одно время я пела в оперном хоре у нас в Масарии, — глухо отозвалась та. — Пока оставалось время. Ты пропустишь нас, госпожа?

Тимашара медленно поднялась, потирая лоб. Голова тихо звенела, словно где-то внутри бился о стенки черепа одинокий комар.

— Мне надо подумать, — через силу произнесла она. — Подождите здесь. Кампаха, пойдем со мной.

Какой-то странной неуверенной походкой, тяжело оперевшись о дверной косяк, она вышла из комнаты. Кампаха неуверенно оглядела всю компанию и последовала за ней. Следом неслышными тенями выскользнули телохранительницы. Хлопнула дверь, и Яна, вздрогнув, огляделась по сторонам, словно очнувшись от сна. Она медленно опустилась на кровать, оперлась локтями о колени, сгорбилась и закрыла лицо ладонями. Встревоженный Саматта вскочил со стула и присел рядом, приобняв ее за плечи.

— Что случилось, Яни? — спросил он, успокаивающе поглаживая ее по волосам.

— Ментоблок. Второй уровень. Почти третий, — прошептала та. — Она… симпатизировала нам. Но чувство долга не позволило бы симпатии взять верх. Я… сломала барьер. Ее личность… Если с ней что-то случится… Какая же я скотина, Мати!

Саматта крепко прижал ее к себе, и Яна всхлипнула.

— Я не хотела, — почти неслышно прошептала она. — Я не хотела, Мати! Но иначе нам пришлось бы драться, и кто-нибудь обязательно погиб бы…

— Ты все сделала правильно, Яни, — твердо сказал Саматта. — У тебя не осталось выхода. Ты сама знаешь, что мы бы не подчинились, и тогда схватка оказалась бы неизбежной. И мы бы почти наверняка погибли. Я знаю, что ты не испытываешь удовольствия, меняя сознание людей. Мы все знаем. Но мы должны делать, что должно, и пусть вершится судьба.

Он прижал ее к себе еще крепче, баюкая на груди, и она приникла к нему, словно пытаясь укрыться от окружающего холода.

— Я одна ничего не понимаю? — негромко осведомилась Ольга. — Что случилось. Палек?

Палек коротко глянул на нее.

— Информация не для распространения, — сухо сказал он. — Эффектор Яни позволяет напрямую вмешиваться в психику человека. Заставлять его думать и чувствовать так, как ей надо. Не вздумай сболтнуть своим начальничкам, иначе ее в покое уже не оставят.

— Спасибо за деликатный намек, — не менее сухо откликнулась Ольга. — Сама бы я ни за что не догадалась. Я понимаю, почему вы не сказали об этом раньше. Но объясните мне, в чем траур? Тарсачка теперь пропустит нас без боя? Или наоборот?

— Ты не понимаешь, Онка, — покачала головой Яна, отстраняясь от Саматты. Она шмыгнула носом и сердито вытерла кулаком глаза. — Я не имею права так поступать! Это… Это… уничтожение личности, ее ломка — хуже любого другого преступления! Хуже убийства. Даже папа… даже Демиурги так поступают очень редко. Ментоблок третьего уровня означает изувеченную личность, утратившую возможность мыслить самостоятельно — и я почти его достигла. Я пыталась вмешаться как можно меньше, но…

Она махнула рукой и поднялась.