Raw поrно

Когда чай налит и губы прикасаются к фарфоровой кромке чашки, при первом глотке свежезаваренного чая в отличие от Пруста — не впадать в воспоминания о прошедшем — ощущать прикосновение чашки к губам, вкус чая и больше — ничего.

Я пьяна. Стараюсь не шататься: тонкие каблуки моих туфель вонзаются в доски деревянной лестницы. Иду за не менее пьяным Димой. Мы познакомились с ним часа так три назад. И про себя я уже все решила. Решению этому было целых три причины: я давно не была с мужчиной, это во-первых, во-вторых, рожа Димы была смазливой, в-третьих, он был владельцем этого самого треклятого ресторана, где мы и познакомились, короче, я подумала, что вполне возможно считать, что он мне — нравится. Воображение мое пьяное и буйное уже написало приблизительный сценарий наших сегодня ночью изощренных отношений. Я, притворяясь немного смущенной, вовсю разрешала ему хватать мои лодыжки, гладить коленки. Но, вместо того чтобы завалиться с ним в постель, я почему-то тащусь по этой самой крутой лестнице, чтобы опять-таки зачем-то поздороваться с его друзьями.

Друзей этих злополучных — четверо. Так, из себя вроде бы приличные, но пьяные до неприличия — много хлестче, чем я сама. Двое дремлют. Один — опустив голову себе на грудь, второй, напротив, ее запрокинув. За это ему неплохо достается — двое неспящих — один толстый, другой худой — по очереди опускают в его приоткрытый рот маринованный огурец. Я присела на диван. Дима меня представил.

— Хор-рошая, — многозначительно сказал худой, — грудь, ноги — все в порядке.

Дима обошел диван, на котором я сидела, запрокинул мне голову, стал целовать мои губы, глубоко проникая в рот языком. Действие это привлекло внимание худого. Он, прищурившись, на нас посмотрел. Закинул ногу на ногу. Резиновые сланцы на босу ногу, рваные джинсы, из широких дыр которых торчали худые сильно волосатые колени.

— О-о-о! А давайте вы сейчас устроите соитие, а мы с Олегом будем комментировать, правильно вы все делает или что-то не так, — громко сказал, почти прокричал, с иронией.

Толстяк Олег попытался друга урезонить:

— Саня, поосторожнее: ты шутишь, а девчонка — ведется.

Напрасно толстяк беспокоился, мне это замечание было по фигу.

Не по фигу мне вдруг стало то, что я поняла: гораздо больше, чем Дима, мне нравится этот самый Саня. Потому как он — настоящий, хоть и не молодой, но красавец. Мужественное лицо, характер, наличие ума и прочих положительных качеств, что скрыть, даже упившись в стельку, — трудновато.

Дима опять меня целует. На этот раз мои губы ответили ему более сдержанно.

— Да схвати ты ее крепче, за сиську, — предлагает Саша.

Я лишь улыбнулась. Вид у Димы стал какой-то странный. Он прошелся по террасе, из угла в угол. Сказал: «Сейчас приду», — спустился вниз и — пропал…

Желая согреться, я притянула колени к подбородку, сверкнув при этом трусиками. Мне было неуютно чувствовать себя среди незнакомых, но я не испытывала какого-либо беспокойства за собственную безопасность. Саша попросил официантку поставить диск Высоцкого — хриплый голос возвестил: «Люблю тебя сейчас…»

— Сколько раз ты влюблялась? — вдруг спросил меня Саша.

Я прикрыв глаза, начала считать и — сбилась, от балды сказала:

— Пять.

— И сколько раз еще готова влюбляться? — опять спрашивает Саша.

Алкоголь провоцирует меня на откровения, я, помолчав, глубоким отвечаю шепотом:

— До самой смерти…

Саша посмотрел на меня удивленно:

— Умничка!

«Да ничего особенного, просто природа у меня такая», — чуть было не ляпнула, но вовремя прикусила язык: стоит ли так быстро рушить романтический облик?

— А ты, — спрашивает он толстяка, — сколько раз ты влюблялся?

Тот задумчиво считает в уме. Отвечает:

— Знаешь тоже пять, а ты?

Саша, раскачиваясь на стуле, загибает пальцы, потом смотрит на меня, но смотрит — сквозь. Наконец говорит:

— Ага, двенадцать!

— Да ладно! — со смехом говорит Олег.

— Правда!

— И каждый раз до разрыва аорты? — спрашивает Олег.

— Да, каждый раз.

«Потаскун!» — подумала я о Саше и неожиданно: «Хочу быть тринадцатой, твоей самой памятной любовью, — и сама испугалась своих мыслей. — Все дело в этом гребаном летнем вечере и выпитом виски… Ничего не значат мои глупые мысли… Ничего…»

Помолчав, Саша вдруг ни с того ни с сего стал рассказывать Олегу и отчасти мне, как хороша собой Венеция. И что туда обязательно нужно съездить:

— Медленно расходится густой туман, и перед тобой Венеция, похожая на кукольный театр. А если при этом с тобой девчонка, которая тебе в это время по кайфу то…

«Осел… Стареющий Казанова», — зло подумала я, но вслух ничего не сказала.

Дима все не появлялся, краткая летняя ночь обрела очертания утра: звезды стали зыбкими, темнота неба подтаяла по краям.

— Ну что, по домам? — предложил Саша.

— Мне нужно вызвать такси, — сказала я, уверенная в том, что действие это мне совершить не дадут.

— Брось ты, я тебя довезу. Куда тебе ехать? — спросил меня Саша.

— К подруге, в Усово, — нагло вру я.

— О, оказывается нам даже по дороге.