Раз-два и готово!

И сидит Вова на папу, держит в руках палку (бывшую клюшку) и думает: как все было хорошо десять минут назад — и герань мамина цела, и дошкольник Андрейка из восьмой квартиры не плакал бы… А теперь… Эх!

И сидит бедный Вова.

И ничего не готово!

Кастрюля

А папа иногда её ласково называл Катюля.

Однажды младшая сестрёнка так назвала ее в школе. Отчего-то все повернули головы: это что ещё за Катюля?! А один мальчик — то ли не расслышал, то ли нарочно — и назвал её Кастрюля.

Мы прямо так расхохотались, ну, буквально до ужаса. И с тех пор пошло.

— Кастрюля, ты примеры все решила?

— Какое на завтра стихотворение задано, Кастрюля?

Сначала она сердилась и поправляла, а потом просто перестала обращать внимание… Как-то к нам в класс пришла проверяющая из роно.

— Как, — говорит, — твоё, девочка, имя?

А она громко и охотно отвечает:

— Кастрюля.

Ну тут уж все отвели душу! И причём она нисколько не обиделась…

А потом было так: в наш класс перевели мальчика из 19-й школы. И он сел за парту так, будто сидел здесь всегда. У него волосы были медно-рыжие, прямо золотые, как из проволоки. Он сразу всем понравился! Его все что-то спрашивали или все что-то ему рассказывали:

— Это Ванька Матвеев, который по ГТО лучше всех. А это Таня Домашина, которая упала с брусьев. А это Кастрюля…

— Кто?

— Ну Кастрюля Егорова… Катька…

И тогда этот рыжий Павлик, который всем так понравился, вдруг сказал:

— А я её буду звать Катя!

Девочки сразу обрадовались и стали возмущаться:

— Правда! Какое безобразие! Какой-то дурак придумал, а мальчишки уж и рады…

И стали с тех пор Катю звать Катей и даже Катериной, а иногда, особенно по дружбе, и Катюлей.

Так и вернулось к человеку его имя.

Ворона

А другой храбрец — сам не умеет плавать, но как бросится за утопающим чужим человеком. И одной тётеньке по¬том его самого пришлось доставать и откачивать… Ну и так далее.

А Митя тоже хотел рассказать — он был тут единственный первоклассник, меньше всех. Но только открыл рот… и замолчал. Саша говорит:

— Что ж ты? Рассказывай!

Митя ещё сильнее застеснялся.

— Не, — говорит, — это про другое…

Но все на него так начали смотреть, что он — делать нечего — стал рассказывать… Один раз шли они с поезда. А надо было идти по шоссе. Машины проносятся, и они с бабушкой поэтому шли осторожно, с краешку.

И вот видят издалека — летит: то ли МАЗ, то ли КамАЗ. Бабушка Митю потянула ещё сильнее в сторону. А тут ни с того, ни с сего на самую дорогу выходит ворона. И топает, как глупая!

Митя ей кричит:

— Ты что, с ума сошла? Быстрей кыш отсюда!

А бабушка его крепко держит и не пускает ворону спасать.

Машина близко, а ворона все идёт, одно крыло по асфальту тащит. Она оказалась не глухая, а подбитая.

Ну, ей сейчас и конец будет!

Митя даже зажмурился.

И вдруг тишина, машина не рычит. Митя глаза открыл — ворона идёт дальше, а в трёх вороньих шагах от неё здоровенное чёрное колесо и весь автомобиль стоит, и шофёр ждёт.

Ворона уже прошла полдороги и дальше спокойно идёт. И когда она слезла на траву, водитель как помчится дальше — видно, торопился. Но Мите всё-таки махнул рукой на прощанье.

— Если я его где-нибудь встречу, — сказал Митя, — я его обязательно узнаю: у него зубы такие белые, а глаза добрые. Я теперь птиц тоже стал уважать. И если кто-нибудь камнем кинет в ворону, я ему так кину!