Щит раскрошился к вечеру. В середине уже зияла приличная дыра, углы разлохматились и куски дерева вылетали оттуда вместе с болтами, чвакаясь об стену. В сгущающихся сумерках я никак не могла найти последний болт и пнула со всей силы колоду и щит. Они упали, а щит рассыпался на части. Пнув еще раз его останки, я подобрала десятый болт и сложила их в кожаный мешок. Арбалет был гладкий и горячий, ручка блестела даже в темноте, отполированная моей рукой за эти полтора года. Мозоль на ладони стала каменной, хоть ножом режь и не чувствовала боли. Мне бы внутри так — закаменеть и не чувствовать ничего. Интересно, что за чувства испытывают служанки, когда прибегают сами в чужую постель? Но повторять их опыт — унижаться перед самой собой в первую очередь, лучше уж делать гордое лицо и проходить мимо, брезгливо плюнув.
В трапезной все было, как обычно — женский угол хихикал и веселился, солдаты уже наполовину разошлись, но тот, кого я высматривала, еще был за столом.
— Герр Конрад, щит, сколоченный для мишеней, раскрошился. — Брови мужчины поползли вверх в степени крайнего изумления. — Прошу вас отдать приказание сколотить завтра с утра новый.
— Но он был еще совсем новый, фрау Марта. Может быть, его надо просто сколотить заново?
— Нет, герр Конрад, он рассыпался в труху. — Ложка каши, брошенная в миску, едва-едва закрывала дно. — Сожалею, но его уже не восстановить.
— Как прикажете, фрау Марта.
— Я не приказываю, герр Конрад, я прошу.
Каша не лезла в горло и я с трудом доскребла ее остатки со дна. Здесь не принято бросать пищу недоеденной, взял, значит, рассчитывай правильно и не выбрасывай еду. Болела разбитая правая рука, болело все внутри и снаружи. Я поморщилась, подвинула кольцо и слизала капли крови, выступившие под ним. Нечего тут сидеть, надо идти спать.
На второй день в новом щите уже стала разлохмачиваться в труху середина, но правый верхний угол оставался поистине заколдованным. Туда попадал только один болт из пяти и не чаще.
— Фрау Марта, что вы все с колена целитесь, попробуйте с павизы стрелять, — Конрад поболтался у меня за спиной и решил внести свое предложение.
— Герр Конрад, лук и так имеет преимущества перед арбалетом по скорострельности. Сколько стрел может выпустить лучник и сколько болтов арбалетчик за одно и то же время?
— Четыре-пять болтов против восемнадцати-двадцати стрел. Позвольте ваш арбалет, — осмотр тетивы оставил его вполне удовлетворенным и смертоносная машинка вернулась ко мне.
— Кроме того, лучник может сражаться и в строю, а арбалетчик менее мобилен и его надо прикрывать. — Арбалет встал у ноги, как верная собака. — Щит будет затруднять и без того медленное перемещение…нет, с колена я уже привыкла, а щит мне не по силам.
— Без него больше возможности ранить вас или убить, — Конрад пнул лежащий рядом обломок старого щита и тот лихо улетел в сторону.
— Один раз живем, герр Конрад, — повторила я слова Вольфа. — Правый верхний…поехали!
Мужчина еще постоял у меня за спиной, но я не лезла к нему с разговорами и он незаметно ушел. Правый верхний упорно не желал поддаваться до самого вечера.
Злость хороша, когда надо сделать рывок, а при стрельбе нужна выдержка. Фриц учил меня поначалу единственно верным способом — вставал сзади и направлял каждое движение руки, чтобы не тратиться на долгие объяснения. Проделав несколько раз вместе с ним простые, по сути дела, движения, я сразу запомнила, где рука должна быть напряжена, где расслаблена, а где надо применить силу на очень короткое время, чтобы побыстрее взвести тетиву. За два дня, что Рихтер отсутствовал, я полностью успокоилась и взяла себя в руки, не позволяя больше распускаться. Подумаешь, и не такое переживали, непоправима только смерть, а все остальное как-нибудь утрясется. Вчера за ужином Конрад неожиданно сел напротив меня за столом, сверля хмурым взглядом. Я пришла только тогда, когда большинство народу разошлось и говорить с ним ни о чем не хотелось, чтобы не видеть, как все тут же вытягивают шеи и прислушиваются к любым пустякам. Мы поиграли в гляделки и я ушла, хоть внутри и грыз маленький червячок любопытства — опять, что ли, подозрения у него созрели?
Сегодня с утра рядом крутился Тромс, то и дело хлопавший тяжелой дверью сарая, где был склад оружия. За спиной слышались шаги, что-то таскали, роняли и даже звенели этим о камень, но бросать арбалет и с любопытством таращиться на происходившее там, я не стала. Пусть этим занимаются служанки, хихикая и строя глазки солдатам. Послышался шум и гомон где-то у ворот, характерный скрип воротин и цокот копыт. С моей позиции все равно ничего не видно — заслоняет каменная стена амбара, переходящая в угол, а подсматривать потихоньку, кто там пожаловал…ну уж нет! Рихтеру еще рано возвращаться, да и не кидаться же ему на шею, все равно не поймет, скорее всего, кто-то из стражи вернулся. Вчера пятеро уехали почти под вечер как раз, когда я закончила бесконечную борьбу с мишенью, не исключено, что это они.