Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)

— Пойдемте, фрау Марта, пройдемся по верху крепостной стены, вы успокоитесь и объясните мне внятно и толково, что вы имели в виду, когда говорили, что будете рады увидеть мою спину, смахивая при этом прощальную слезу. Поскольку я все-таки в первую очередь правитель здешних земель, мне интересно знать, что думают мои подданные и насколько они расположены ко мне, как к законной власти. Зачем вам нож, фрау Марта?

— Я хотела зачистить ложе арбалета, ваша светлость, а это можно сделать только ножом.

— Разве нельзя отдать ваш арбалет кому-нибудь из солдат, чтобы они занялись этим? — спросил он через плечо, идя на полшага впереди. — Это занятие не для женских рук.

— Это мой арбалет и я сама должна следить за ним, ваша светлость. У меня нет в подчинении солдат и я нахожусь в Штальзее на тех же основаниях, что и прочие…или почти на тех же самых. Оружие должно знать только руки своего хозяина, тогда оно будет настоящим другом и помощником. А руки…ну что ж, женские руки могут выдержать и большее, чем чистка ложа.

— Тогда отложите на время это занятие. — Герцог Эрсенский шел впереди уверенной походкой хозяина, знающего дома каждую ступеньку и выбоину. — Вы идете, фрау Марта?

— Да, ваша светлость.

Подниматься по крутой лестнице было не так удобно, как по пролетам в жилой части, но скорее всего размеры ступеней связаны с тем, чтобы доставлять как можно больше неудобства противнику, нападающем снизу на тех, кто еще стоит на стене — высота ступеней чуть выше, ширина — уже, даже у меня не встает полностью подошва сапога и теряется упор. Толкнешь посильнее того, кто ниже тебя и он полетит назад…хитро придумано.

— Как вы находите вид со стены Штальзее?

Вид, разумеется, был хорош. Что ни говори, а горы все же красивы, хотя многие из них коварны и подлы. Гигантские зеленые холмы, поросшие темным лесом, смотрелись издалека декорациями к сказкам братьев Гримм и только попав в эти места становится понятным, почему у них были такие мрачноватые сказки.

— Вид со стены может быть прекрасен и ужасен одновременно. Все зависит от того, с какой точки зрения его рассматривать. С точки зрения обороны замок господствует над местностью и держит под контролем обе дороги, проходящие под его стенами. В то же время дороги могут быть перекрыты и выход из замка невозможен — это плохо, если надо будет сделать вылазку, чтобы пробить себе путь к отступлению в центральную часть Эрсена. Но муж говорил мне, что осады долго не длятся — самое большое неделя и осаждающие либо уходят восвояси либо крепость сдается. Наверное, с вашей точки зрения мои рассуждения звучат достаточно глупо…

— Глупым выглядит всегда то рассуждение, когда изрекающий понятия не имеет о сути обсуждаемого предмета, — глубокомысленное изречение относилось, ясно дело, ко мне.

— Вряд ли вы хотели услышать мои восхищения местными красотами, для вас это лишь повод посмотреть чужими глазами на давно уже известное вам место. Возможно, я ошибаюсь во многом, но есть хорошая поговорка: «Не ошибается только тот, кто ничего не делает». Надеюсь, она может служить мне некоторым оправданием.

— А больше вы ни в чем не хотите оправдаться в моих глазах, фрау Марта?

— Для чего надо оправдываться, ваша светлость? Если мнение составлено изначально, то надо приложить слишком много усилий, чтобы изменить его и не всегда эти усилия оправданы. Предположим, я начну убеждать вас, что я белая и пушистая, приводя при этом весьма убедительные доводы, но вы не захотите принимать их во внимание…и тогда любые убеждения бесполезны. Но возможно и другое, например, что вы изначально расположены ко мне, тогда до поры до времени вы будете закрывать глаза на те мои прегрешения, которые в первом случае вели бы к суровому осуждению с вашей стороны. Оправдания — удел слабых и виноватых, кажется так говорят сильные и правые.

— В вас говорит гордыня, фрау Марта, а это один из грехов, перечисленных в заповедях Божьих. Когда идет суд, то попытка оправдаться воспринимается как должное, чтобы избежать несправедливого приговора.

— Да, ваша светлость, если только суд настроен на выявление истины, а не получил указания осудить любыми способами того, кто сидит на позорной скамье. Прошу извинить меня за дерзость, ваша светлость, я всего лишь женщина и не всегда говорю то, что нравится моим собеседникам, — поздновато я вспомнила, что рядом со мной человек, облеченный властью, а такие не всегда с удовольствием выслушивают то, что им против шерсти.

— Я бы сказал как раз обратное, потому что женщины чаще всего говорят только то, что нравится собеседнику…правда, поступают они чаще всего наоборот. Лесть разъедает изнутри, как ржавчина железо и отвыкать от нее труднее, чем кажется. Но я могу отложить спор о лести и на потом, а вот сейчас мне интересно, почему вы так настойчиво выпроваживаете меня из Штальзее и с чем это связано?

Тон вопроса был достаточно серьезен — опять мой длинный язык доставил кучу неприятностей, от которых еще неизвестно, как избавляться, лестью или голимой правдой.