Раз и навсегда

– Посмей только еще хоть раз подарить мне драгоценности! – прошипела она.

Джейсон полураздетый стоял возле кровати. Он вовремя поднял голову, чтобы увидеть брошенную в него шкатулку, но не сдвинулся с места и не шевельнул ни единым мускулом, чтобы увернуться. Шкатулка со свистом пролетела мимо его лица, чудом не задев его.

С громким стуком она упала на полированный пол и скользнула под кровать.

– Я никогда не прощу тебе того, что случилось ночью! – крикнула воительница, впиваясь ногтями в свои ладони и задыхаясь от неистовой ярости. – Никогда!

– Конечно, нет, – безо всякого выражения согласился он, взяв рубашку.

– Я ненавижу твои драгоценности, ненавижу то, как ты обращаешься со мной, и ненавижу тебя! Ты не знаешь, что такое любовь, – ты циничный, бессердечный ублюдок!

Последнее слово сорвалось с ее губ непроизвольно, но его реакция оказалась абсолютно неожиданной.

– Ты права, – с серьезным видом подтвердил он. – Ты дала совершенно точное определение. Извини, что я не оправдал твоих иллюзий на мой счет, если таковые были, но правда заключается в том, что я появился на свет в результате мимолетной, бездумной связи между Чарльзом Филдингом и давно позабытой танцовщицей, которую он содержал в качестве любовницы в далекой юности.

Он натянул рубашку на широкие мускулистые плечи и просунул руки в рукава, а в это время до Виктории начало доходить, что он сказал.

– Я вырос в нищете в доме золовки Чарльза.

Потом моим домом стало складское помещение.

Я самостоятельно научился грамоте; мне не довелось учиться в Оксфорде или заниматься иными вещами, которые привычны для твоих поклонников – рафинированных аристократов. Короче говоря, я вовсе не тот, каким ты меня себе представляешь; во мне нет ничего хорошего или благородного. – Глядя в пол, он начал застегивать рубашку. – Я не гожусь тебе в мужья. Я не достоин того, чтобы прикасаться к тебе. Я занимался такими вещами, от которых тебя стошнило бы, если б ты о них узнала.

В памяти Виктории всплыли слова капитана Фаррела:

Эта ведьма заставляла его вставать на колени и умолять этих грязных индийцев о прощении. Виктория смотрела на гордое худое лицо Джейсона, и у нее защемило сердце. Только теперь она, кажется, поняла, почему он не принимал, не мог принять ее любви.

– Я ублюдок, – мрачно закончил он свою тираду, – в самом настоящем значении этого слова.

– В таком случае ты оказался в отличной компании, – дрожащим от прилива чувств голосом сказала она. – У короля Карла было трое побочных сыновей, и он всех троих возвел в сан герцогов.

На минуту Джейсон растерялся, затем пожал плечами:

– Ты говорила мне, что любишь меня, а я не могу допустить, чтобы ты так думала. Ты любишь не меня, а свое иллюзорное представление обо мне. Ты меня даже не знаешь.

– О нет, ты ошибаешься, я знаю тебя, – вырвалось у Виктории, которая поняла, что от того, что она скажет, зависит все их будущее. – Я знаю о тебе все – капитан Фаррел рассказал мне еще неделю назад. Я знаю, что с тобой было, когда ты был мальчуганом…

На минуту глаза Джейсона блеснули яростью, но затем, остыв, он пожал плечами:

– Он не имел права рассказывать.

– Это должен был рассказать ты, – всхлипнула Виктория, не в силах больше сдерживать слезы. – Но ты не сделал этого, потому что тебя мучает стыд. А ты должен из-за того, что пережил и выжил, Бог знает как гордиться! – Неистово вытирая глаза, она горестно сказала:

– Лучше бы он не рассказывал. До того я любила тебя лишь немного. А после того, когда поняла, какой ты смелый и.., сильный, я так полюбила тебя, что…

– Что? – прерывистым шепотом спросил он.

– До того дня я никогда не восхищалась тобой, – захлебываясь от душивших ее слез, сказала она, – а теперь восхищаюсь и не могу устоять перед…

Через "завесу слез она увидела, что Джейсон шагнул к ней, ощутила, что он прижал ее к своей широкой груди, и все сдерживаемое до той поры выплеснулось наружу.

– Мне все равно, кто твои родители, – рыдала она в его объятиях.

– Не плачь, родная, – уговаривал он, – пожалуйста.

– Я ненав-вижу, когда ты обращаешься со мной как с безмозглой куклой, наряжаешь м-меня в бальные платья и…

– Больше я ни за что не куплю тебе ни одного платья, – попытался пошутить он, но голос его был хриплым и взволнованным.

– И потом ты д-даришь мне эт-ти драгоценности…

– Больше ни одного подарка, – сказал он, прижимая ее еще крепче к сердцу.

– А когда кончаешь ночные забавы, отталкиваешь меня прочь…

– Я тупой осел, – дрогнувшим голосом сказал он, гладя ее и зарывшись губами в ее волосах.

– Ты никогда не делишься со мной своими мыслями и чувствами, и я н-не знаю, что у тебя на уме…

– У меня нет ума, – хрипло заметил он. – Я потерял его очень давно.

Виктория поняла, что победа за ней, но чувства так переполняли ее, что ее тоненькая фигурка снова затряслась от рыданий;