Раз пенёк, два пенёк

 - Малофей, впусти меня! – голос Кабана был без привычных агрессивных интонаций, но, тем не менее, внушающий страх. Сильный страх.

 Что-то здесь не чисто, непонятно как-то. Пускать ли Кабана в избу? Малофей прислушался к своему внутреннему голосу, взвешивая все «за» и «против». На фронте и в лагере, в процессе борьбы за выживание, он развил свой инстинкт самосохранения чрезвычайно. И вот теперь этот самый голос твердил ему - всё громче и громче. Нет! Не надо открывать! Худо будет!

 Старик осмотрелся по сторонам, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться. Сундук! Старинный, доставшийся Малофею по наследству - он стоял в зале, используемый хозяином и его гостями в качестве лавки. Недолго думая, старый охотник нырнул туда и захлопнулся.

 - Малофей, открой! Позови, пригласи! Пусти! – голос Кабана стал умоляющим.

 Вот ведь, варнак, убивец! На жалость давит. Но с Малофеем этот номер не пройдёт, потому как - учён жизнью. Дед затаился, словно мышь в норе, не отвечая на призывы ночного визитёра. Наконец, всё стихло. Незваный гость удалился восвояси. Малофей же, несмотря на то, что был порядочно во хмелю, уснул только под утро. Прямо в сундуке.

 С раннего утра появился Боря на своём автобусе. Он громко посигналил, разбудив не только ребят, но и всех соседей окрест. Затявкали спросонок собаки, а муж комендантши послал в адрес шофёра десяток матюгов, раскрыв специально для этого на минуту окно. Суслонов не остался в долгу – что-что, а ругаться он умел и любил. Через три минуты появился на крыльце Шурка – взлохмаченный, сонный. Боря махнул ему рукой.

 - Зови Синего, инвалид! Дело есть на трёшник! Пасть закрой, не гавкай! - последняя фраза адресовалась мужу комендантши.

 Шурка вернулся в дом. Вскоре они вышли вдвоём с Петей.

 - Давайте быстрее, засони! – после перепалки Боря был не в духе.

 Петя незлобливо огрызнулся, а практикант, не говоря ни слова в ответ, бухнулся на сиденье. Шурка очень хотел спать и намеревался отдохнуть в пути.

 Суслонов, гаденько улыбаясь, слегка огорошил парня:

 - Ты, это, особо-то не расслабляйся. Дорога хуудая!

 Подкатили к дому Татьяны. Хозяйка уже сидела на крыльце, ожидая транспорт. Боря лихо тормознул, «ПАЗик» встал, как вкопанный. Первым, почёсываясь, вылез из раскрывшихся дверей Петя. Следом выскочил Суслонов.

 Он подбежал к женщине и бодро доложил:

 - Таня, катафалка прибыла! Как положено, по расписанию! Щас загрузим усопшего!

 Потом махнул рукой Шурке:

 - Кудря, топай сюда! Подмогнёшь!

 - Я однорукий! – практиканту не понравился начальственный тон Суслонова.

 - Иди, тебе говорят!

 - Оставь ты пацана, Боря, - вступился за друга Синий.

 - Наверное, я должен Кабана таскать? Я, чё, грузчик?!– водила встал в позу.

 - Нет, бл…ть, ты начальник! Командиром себя почувствовал? Отстань от парня, по-хорошему тебе говорю! – Петя сжал кулаки. Уж он-то, как облупленного, знал Борю. Трус и подхалим!

 - Ребята, не ссорьтесь. Справитесь вдвоём, ведь так, Боренька? – Татьяна улыбнулась, пытаясь примирить взъерепенившихся мужиков.

 Суслонов независимо сплюнул:

 - Конечно, справимся. На что нам этот калека?

 Втроём они пошли в дом, за усопшим. Шурка остался курить возле автобуса.

 - А чегой-то крышка набекрень? Кажись, не закрыта, – Боря отличался острым зрением.

 - Вроде, вчера гвоздями забили, - недоумённо ответила хозяйка, уставившись на «домовину».

 И в самом деле, крышка сверху лежала неровно. Шляпки гвоздей торчали, словно кто-то вскрывал гроб. Снова Татьяне сделалось страшно.

 - Наверное, решили переколотить. Отодрали, да забыли. Работнички, твою медь, - со знанием дела подвёл итог Суслонов, - тащи молоток, Танюха.

 Он поправил крышку и ловко забил гвозди. Отошёл в сторону, полюбовался работой.

 Потом кивнул Синему:

 - Берёмся, Петруха. Держи крепче, Кабан тяжёлый.

 Вытащив гроб из дома, с трудом засунули его в заднюю дверь автобуса. Петя забрал у Суслонова трёшник и отправился восвояси. Боря включил передачу, транспорт попилил бетонкой - в райцентр.

 Татьяна опасливо оглядела избу. Вроде и свой дом, родной, а… как-то не по себе, жутковато, после братца!

 Перекрестясь, она прошла внутрь. Спокойно, спокойно. Видишь ведь, дурёха, ничего страшного не случилось! Посуда – не бита, телевизор, комод, шкап – всё на местах своих стоит. Хватит уже дрожать, нервные клетки не восстанавливаются!

 Женщина заглянула в свою комнату. Господи, что это?! Свят! Свят! Свят!

 Постель Татьяны, всегда аккуратно заправленная, была буквально выпотрошена! Из рваного тюфяка торчали клочья ваты, от подушек остались только перья, а икона, много лет висевшая над кроватью - разбитая в щепки - валялась на полу.

 Истошно визжа, хозяйка выскочила прочь из дома.

 - Ты, Кудря, слушай меня, да мотай на ус. Вот я, Борис Суслонов – человек, уважаемый в нашем посёлке. С Лаврентьичем я запросто, почти как с тобой. Или, участковый, например. Всегда мне – здрасьте, до свидания. И ни слова грубого. А почему? Да потому, что я не пью. Человек не пьёт – ему почёт и уважение.