Раз в год в Скиролавках

Наконец к дому подъехала машина из лечебницы, и из нее вышел молодой врач, которого Неглович не знал. Оба они пошли к Юстыне, тот старательно записал в толстую книгу ее рассказ о птице на балке, кивал головой, улыбался, поощрял ее, чтобы она говорила. Наконец он сделал ей укол и пошел в салон, где его ждал Неглович.

— Любопытное оружие, — сказал он, осмотрев лежащий на столе обрез Дымитра.

— Она хотела меня убить.

— Это случается, — заявил он равнодушно.

— Она хотела ребенка. Сначала от мужа, которого она убила, потом от меня. Как вы считаете, ребенок мог спасти ее от болезни?

Тот пожал плечами.

— Не верю в такие истории. Вы упоминали, что это у нее наследственное.

— Ее отец убил мать, подозревая, что она зачала ее с дьяволом. Он умер в психбольнице. Был опасен для окружающих.

— А Клобук? Кто такой Клобук?

— Здешний дух. Он принимает вид мокрой курицы. Птица. Самая обыкновенная птица. Иногда приносит счастье, иногда несчастье. До сих пор он вел себя вполне мирно, с ним не было никаких проблем. Но в последнее время все изменилось: сначала он изводил лесничего, а теперь принялся за Юстыну. Боже мой, это всегда была такая добрая птичка…

— О? — удивился молодой врач. — Вы тоже верите в Клобука?

— Не знаю, — вздохнул Неглович. — Я очень давно здесь живу, пане коллега, если это вам что-то объяснит.

— Понимаю, — отрезал тот, глянув на часы.

Он торопился в обратный путь. В лечебнице было несколько сот больных, а на дежурстве только четверо врачей.

Гертруда переодела спящую Юстыну в чистую пижаму доктора, и в таком виде ее вынесли к машине.

— Я любил ее, — сказал Неглович, прощаясь с молодым психиатром, но он, похоже, не слышал этого. В мыслях он уже был в лечебнице.

Гертруда Макух рассматривала в салоне обрез Дымитра, как мертвое чудовище.

— И что она хотела с этим сделать, Янек? — спросила она.

— Ничего. Она принесла мне его, чтобы я отдал коменданту Корейво, — сказал он и поручил Гертруде пойти в усадьбу Юстыны, подоить корову и накормить кур.

На полдороге на работу, в Трумейки, он вдруг осознал, что с ним произошло нечто страшное и такое же неотвратимое, как смерть. Он подумал, что все, что живет на свете, должно страхом и страданиями платить за свое существование, страсти, минуты счастья.

Вечером он широко открыл двери на террасу и, вслушиваясь в монотонный шум дождя, который шел уже несколько дней, смотрел в туманную тьму. Он дышал сырым запахом близкого озера и чувствовал, как его наполняет боль. Все прекрасное словно было уже у него позади, на расстоянии вытянутой руки находились стена темноты и шелестящего дождя, пустота, страх, беспокойство снов. Страдание Юстыны обернулось золотистой птицей с коралловым гребешком, он не мог помочь ей, как невозможно проникнуть в чужие сны, привести в порядок их сюжеты, установить последовательность, дописать окончания. Он не мог протянуть к ней руку помощи, так как нельзя войти в чужой сон, самое большее — его можно прервать поцелуем. Золотистая птица, похоже, должна была быть настоящей. Он чувствовал ее присутствие там, в дождливой тьме у озера.

О гордости, унижении и автомобиле, который приносил счастье

О происшествии с Юстыной Васильчук недолго говорили в деревне. Она всегда казалась людям не такой, как все, и немного странной, особенно после смерти мужа, который утонул в проруби. Она избегала разговоров, мужских приставаний, жила одиноко, не интересуясь ничем и никем. Ничего не было удивительного в том, что ее разум помутился, что ее увезли в лечебницу из дома доктора; ведь где, как не у доктора, можно искать помощи в таких делах. Корову, птицу, пашню и луг Юстыны взяла в аренду живущая по соседству Зофья Видлонг, жена лесника. Братья Дымитра заколотили досками окна дома, на дверях повесили большие замки, ведь дом нельзя было продать без решения суда, а суд велел ждать результатов длительного лечения Юстыны. Деньги за корову и птицу, за аренду пашни и луга братья Дымитра положили на сберегательную книжку своей невестки и сообщили Негловичу, что если Юстына поправится, то они и тогда не позволят ей вернуться в Скиролавки, а заберут ее к себе, найдут ей работу в столовой на шахте. «Слишком уж она близко приняла к сердцу смерть Дымитра и потому заболела», — говорили они и между собой, и людям, что всем казалось правильным и правдивым.

Минимум раз в неделю до конца ноября и до середины декабря доктор Неглович ездил на своей машине в отдаленную лечебницу, где лежала Юстына, разговаривал с врачами, сидел возле ее постели. Возвращался он угнетенный и мрачный. Это очень огорчало Гертруду Макух, и она строила разные домыслы на этот счет, а кому, как не прекрасной Брыгиде, она могла их поверить? Обе сидели в мягких креслах в доме Брыгиды, пили чай и разговаривали о докторе.

— Он любил эту Юстыну и все еще любит, — вслух размышляла прекрасная Брыгида. — И именно в этом заключается секрет, что он не может полюбить меня.

Гертруда придерживалась другого мнения: