Раз в год

Жан неумолим. Марк начинает торговаться. В пятом часу Жан сдается, надевает фрак и едет к княжне…

— Ma tante[1], — говорит он, прижимаясь к ее руке.

И, севши на софу, он начинает прошлогодний разговор.

— Мари Крыскина, ma tante, получила письмо из Ниццы… Муженек-то! А? Каков? Очень развязно описывает дуэль, которая была у него с одним англичанином из-за какой-то певицы… забыл ее фамилию…

— Неужели?

Княжна закатывает глаза, всплескивает руками и с изумлением, смешанным с долею ужаса, повторяет:

— Неужели?

— Да… На дуэлях дерется, за певицами бегает, а тут жена… чахни и сохни по его милости… Не понимаю таких людей, ma tante!

Счастливая княжна поближе подсаживается к Жану, и разговор их затягивается… Подается чай с коньяком.

И в то время как счастливая княжна, слушая Жана, хохочет, ужасается, поражается, старый Марк роется в своих сундучках и собирает кредитные бумажки. Князь Жан сделал большую уступку. Ему нужно заплатить только пятьдесят рублей. Но, чтобы заплатить эти пятьдесят рублей, нужно перерыть не один сундучок!

1883

Комментарии

Впервые напечатано в журнале «Стрекоза», 1883, № 25, 19 июня, с подзаголовком Рассказ. Подпись А. Ч.

Сохранились гранки рассказа, набранного для собрания сочинений. Чехов сократил рассказ в гранках, выбросил, например, такой текст (после слов «…кузен генерал Битков и многие другие… человек двадцать!»): «Они приедут и наполнят ее гостиную говором. Князь Халахадзе споет что-нибудь, а генерал Битков два часа будет просить у нее розу… А она знает, как держать себя с этими господами! Неприступность, величавость и грация будут сквозить во всех ее движениях… Приедут, между прочим, купцы Хтулкин и Переулков: для этих господ положены в передней лист бумаги и перо. Каждый сверчок знай свой шесток. Пусть распишутся и уйдут…». Были устранены также фразы, снижающие серьезный тон повествования («В голове его шум, в желудке революция») или не соответствующие характеру персонажа («Ну, с какой стати вы их огорчаете?» — в речи швейцара Марка) и т. п. Кроме того, по-видимому, еще перед сдачей в набор, была произведена некоторая правка, так как текст гранок несколько отличался  от текста сборника в последнем его издании (например, вместо «воспитанность» набрано «грация», отсутствуют в гранках две фразы и т. п.). Однако гранки Чехов перечеркнул, и на одной из них его рукой сделана надпись: «Рассказ „Раз в год“ — исключить».

«Раз в год» был послан в журнал «Стрекоза», в котором Чехов сотрудничал с декабря  1880 г. Редакция «Стрекозы», получив рассказ, ответила Чехову в «Почтовом ящике» журнала: «А. П. Ч-ву. Условия принимаем и просим сотрудничать. „Раз в год“ написано очень недурно — с удовольствием напечатаем». Затем в письме от 31 мая 1883 г. редактор Ип. Василевский сообщал Чехову: «Присланное Вами будет помещено. Будучи рады сотрудничеству Вашему, редакция покорнейше просит Вас, по установившемуся в ней обычаю, избрать псевдоним, специальный для „Стрекозы“, независимый от того, которым Вы пользуетесь в других изданиях. На предложенные Вами условия гонорара редакция согласна».

Редактор «Осколков» Лейкин не преминул выразить Чехову свое недовольство тем, что рассказ не был помещен в его журнале. 26 мая 1883 г. он писал Чехову: «Из ответа в „Почтовом ящике“ „Стрекозы“ я вижу, что Вы и в „Стрекозе“ собираетесь сотрудничать. Не поладите там, помяните мое слово. Люди тяжелые, люди, не ценящие сотрудника. Я работал в „Стрекозе“, так уж знаю. Посылайте-ка лучше ко мне в „Осколки“ все, что напишете. Ведь Вы, кажется, от меня гостеприимством для Ваших рассказов не обижены».

Чехов ответил (начало июня 1883 г.): «В „Стрекозу“ я сунулся не впервые. Там я начал свое литературное поприще. Работал я в ней почти весь 1880 год, вместе с Вами и И. Грэком. В том же году я бросил работать по причинам, в Вашем письме изложенным. Вы пишете: „каяться будете“. Я уже 25 раз каялся, но… что же мне делать, скажите на милость? Если мне присылать в „Осколки“ все то, что мне иногда приходится написать за один хороший зимний вечер, то моего материала хватит Вам на месяц. А я, случается, пишу не один вечер, и написываю целую кучу. Куда же мне посылать всю эту кучу? От Москвы я открестился, работаю в ней возможно меньше, а в Питере я знаком только с двумя журналами. Volens nolens[2] приходится писать и туда, куда не хотелось бы соваться. Положение хуже губернаторского. Вы сами работали много и понимаете это положение».

Причины, которые заставили Чехова покинуть «Стрекозу», очевидно, кроются в отношении к нему редакции журнала. В «Почтовом ящике» «Стрекозы» за 1880 г. напечатаны следующие ответы Чехову:

1) «„Прошение“ длинно и натянуто; мелочью мы воспользовались»;

2) «„Ужасный сон“ тем только и ужасен, что невозмутимо повторяет всем надоевшие темы. Вторую статейку поместим»;

3) «„Опыт изложения“ злоупотребляет очень старым мотивом. Рассказ пойдет: ничего, недурен»;

4) «Очерк подождет до лета»;

5) «„Портрета“ не поместим; он до нас не касается. Вы, очевидно, писали его для другого журнала»;