Глава 35
Я открываю глаза.
У меня болит голова, а к горлу подкатывает неприятная тошнота. Но недоумение куда сильнее этих физических чувств, потому что перед глазами вспыхивают картинки прошлой ночи. Я смотрю в окно, из которого в комнату струится солнечный свет, и щурюсь, потому что яркие блики смешиваются, вызывая неприятное покалывание.
Нет. Не приснилось. И я убеждаюсь в этом, когда опускаю взгляд на своё тело. В углу валяется разорванное платье, на мне – повреждённое нижнее бельё, а рядом… кровь. Я едва не выкрикиваю, когда вижу запачканное ею одеяло и простыни. И ноги… Мои ноги тоже ею запачканы. Прикрываю руками тело и резко встаю с кровати, ужасаясь увиденной картине.
Я не понимаю, что происходит, что случилось ночью, откуда эта кровь, откуда головная боль, откуда все эти страшные всплывающие кадры в моём разуме… И в отчаянии от собственной беспомощности мне хочется рвать на себе волосы, пока вдруг я не вижу записку, лежащую на подушке. Клочок бумаги, сложенный вдвое. Дрожащими пальцами я хватаю её и раскрываю, позволяя глазам пройтись по знакомому почерку.
Спасибо за твою девственность, Каталина. Польщён тем, что именно мне ты доверилась, глупая девочка. Конечно, у меня были ночи куда лучше, но и ты хорошо постаралась, пока лежала неподвижно, дав мне сделать с твоим телом всё, что мне только вздумалось. Я терпел достаточно долго, но получил своё. Оно того стоило. Очередной пунктик в моём списке глупышек. Надеюсь, теперь ты поумнеешь и не станешь приводить домой мужчин, которых едва знаешь. Не ведись больше на красивые речи.
Г.
Записка падает у меня из рук, когда что-то тяжёлое сдавливает мне горло. Нет, это вовсе не физическое чувство, это куда хуже.
Сперва я пытаюсь отказаться от прочитанного. Сделать вид, что это всё глупая шутка. Словно, если я отрицательно покачаю головой, время обернётся вспять. Но потом вспоминаю зажавшую мне рот руку в темноте и холодный металл колец, и… Тогда-то всё становится понятно.
Я отхожу назад, упираясь спиной в дверь, а потом медленно сползаю на пол, пока в голове смешиваются осознание и боль. Каждое прочитанное слово пронзает сердце насквозь, превращаясь в острые кинжалы. Я смотрю на кровь на своих ногах и теперь понимаю, откуда она взялась.
Дыхание учащается. Оно невыносимо быстрое. Такое, что собственные кости будто трескаются под воздействием лёгких. Я гляжу вперёд, замерев, пока из глаз струятся слёзы. Боюсь пошевелиться, потому что мне кажется, если сделать лишнее движение, я распадусь на части прямо здесь, прямо в своей комнате: грязная, жалкая, беспомощная и слабая.
Я поджимаю ноги к груди, а потом… Потом кто-то будто вырывает у меня что-то прямо вместе с душой. Боль такая, что я истошно воплю. Потому что голос уже не умещается в теле, ему хочется вырваться, прогнать боль. Но она уже вцепилась в сердце, она принялась безжалостно сгрызать его точно хищник. Я кричу, и вместе с криком дрожит тело.
– Мисс Норвуд? – раздаётся встревоженный голос горничной. – Мисс Норвуд, что случилось?
Ей едва удаётся открыть дверь, а я всё кричу и кричу. Слёзы застилают мне глаза. Мир вокруг раскачивается.
– Господи! – ужасается горничная, оказываясь в комнате. – Кто-нибудь, позовите миссис Норвуд!