Читаем Разбитая музыка полностью

Через несколько секунд Майлз уже встречает меня у порога в компании двух слюнявых английских догов. Мы слышим, как грузовик сдает назад, съезжая с дорожки, ведущей к дому, после чего раздается звук ужасного удара. Мы подбегаем к окну и видим, что грузовик поспешно разворачивается и исчезает в южном направлении, мчась в сторону гостиницы «Swiss Cottage» и центра Лондона. Маленькая синяя машина остается на обочине дороги с изрядно приплюснутым капотом. Виновники аварии в панике бежали с места преступления, поскольку, как я выяснил позже, у Марка нет ни прав на вождение грузовика, ни страховки. Майлз, который является хозяином грузовика, стоит, пораженный ужасом. Я же, оправившись от своего собственного шока и сдержав вспышку праведного гнева, начинаю смеяться.

— Что смешного? — спрашивает Майлз.

— В этом нет ничего смешного, Майлз, — говорю я, — не считая того, что это моя машина, а Марк и Гарри еще не знают об этом.

Майлз хватается руками за голову. В течение некоторого времени Марк и Гарри будут стараться не попадаться мне на глаза.

Теперь Энди — официальный член группы Police, которая с его вступлением превратилась в квартет. Вскоре нам предстоит выступление на фестивале Mont de Marsan на юге Франции, где также выступят группы Clash, Damned и Jam. Заплатят нам за это довольно мало, но Майлз считает, что нам будет полезно лишний раз себя показать. Нельзя сказать, что Майлз окончательно поверил в группу, созданную братом, но он проявляет к нам все больший интерес. Мы много работаем, мы не жалуемся, в нас достаточно гибкости, чтобы подстраиваться под его планы, но он пока не берется быть нашим менеджером.

Два изнурительных дня занимает дорога к месту фестиваля, куда мы добираемся на большом желтом автобусе. Это, без сомнения, тест для Энди на готовность к суровым испытаниям, на способность быть пехотинцем в этом новом наступлении на континентальную Европу. Он переносит все невзгоды более чем достойно и оказывается отличным веселым попутчиком. Мы прибываем на место выступления измученные дорогой и умирающие от голода, но играем хорошо и срываем бурю аплодисментов. Энди, несомненно, очень ценное приобретение, однако между ним и Стюартом возникают некоторые трения, потому что Стюарт по-прежнему хочет доказать всему миру, что он самый быстрый и самый неистовый ударник на фестивале, если не на всей планете.

Гвоздь программы фестиваля — группа Clash, которую я люблю, потому что они достигают истинной музыкальности в своих прозрачных мелодиях, где звучат только простые аккорды. В середине их выступления на сцену без приглашения вваливается Captain Sensible[17] — басист группы Damned. Он пьян, а на голове у него ярко-красный берет. Он бросает бомбу-вонючку прямо за спиной у Джо Страммера, который мужественно продолжает петь, после чего Captain Sensible падает со сцены, неудачно и, вероятно, очень больно приземлившись на подпирающий сцену шест. Его поспешно уносят на носилках, а он при этом распевает «Марсельезу». Несколькими днями позже, по возвращении в Лондон, Энди предъявит нам со Стюартом свой окончательный ультиматум, и на меня будет возложена тяжелая обязанность сообщить Генри о том, что он больше не является членом нашей группы. Я поднимаюсь в его квартиру, помогая ему занести домой гитару и все музыкальное оборудование, и обоим нам при этом очень грустно, хотя Генри говорит, что ожидал чего-то подобного с тех пор, как к нам присоединился Энди.

— Но у нас были «моменты по-настоящему», Генри.

— Да, мой друг, у нас были «моменты по-настоящему».

Мы с Генри останемся друзьями. Он продолжит совершенствоваться в игре на гитаре, и в следующий раз, когда я его увижу, он уже будет новым гитаристом Уэйна и группы Electric Chairs, вместо Грега, который окончательно спился.

Я наношу визит Стюарту и Соне, которые из роскошной квартиры в Мэйфэйр перебрались в скромную маленькую комнатушку в Патни. Мы сидим посреди комнаты на полу с чашками кофе в руках в окружении вещей Стюарта и Сони, нагромождения пластинок, книг, арабских вещиц и музыкального оборудования. Мой друг сегодня сам не свой. Майлз убедил его, что увольнение Генри — страшная ошибка, и это лишило Стюарта всякой уверенности в себе. Я напоминаю Стюарту, что через два дня нам предстоит выступление в Бирмингеме, и не стоит резать себе вены раньше, чем мы услышим себя в качестве трио в новом составе. Тем не менее и я поддаюсь этому нехарактерному для меня подавленному состоянию, которое охватило Стюарта после ухода Генри.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное