Читаем Разбитая музыка полностью

Заканчивается 1974 год. Приближается зима, и высоко над городом видна стая диких гусей, которые летят на юг, инстинктивно повинуясь смене времен года и магнитному полю Земли. Мы с Джерри знаем, что если и мы в ближайшее время не отправимся в путь, этого не случится уже никогда. Последнее время Джерри стал необыкновенно задумчивым, и я догадываюсь, что он вынашивает какой-то план. Джерри хочет уговорить Ронни и Джона участвовать в его новом проекте. Он даже придумал имя для новой группы. Она будет называться Last Exit («Последний поворот»), в честь душераздирающего романа Хьюберта Селби-младшего «Последний поворот на Бруклин». Я думаю, Джерри надеется, что это название станет пророческим, что мы наконец вырвемся из тесного мирка нашей теперешней жизни в большой мир и нам удастся избежать нравственной и духовной деградации. Но первое, что необходимо сделать для осуществления нашего плана — убедить Джона и Ронни присоединиться к нашему «крестовому походу», потому что без них, без той надежности, которую обеспечивает их профессионализм, предприятие изначально обречено на провал.

Оба они на целое поколение старше нас с Джерри, и вряд ли хоть один из них согласится бросить стабильную профессиональную работу ради какой-то смутной надежды на славу, которая маячит в туманном будущем. Дело не в том, что они непроходимые скептики. Просто они ведут себя осторожно. Ведь у них, как у всех взрослых людей, есть серьезные материальные обязательства: им необходимо выплачивать проценты по ипотеке и регулярно оплачивать кредит. Они вполне сносно зарабатывают, участвуя в антрепризах и понемногу выступая в местных ночных клубах. С какой стати они должны от всего этого отказаться, побросать свои инструменты в какой-то фургон и мотаться с нами по стране в поисках приключений, даже не надеясь получить за это приличные деньги? Раскрутить наших осторожных хоббитов на такое предприятие будет нелегко, но нам все же удается уговорить их на парочку репетиций.

Зерно, из которого выросла идея Last Exit, было посеяно около года назад, во время одного совершенно провального выступления биг-бэнда, в котором мне довелось участвовать. Наш биг-бэнд был приглашен в Политехнический институт Ньюкасла для разогрева публики перед выступлением группы Return to Forever, работавшей под руководством легендарного джазового пианиста Чика Кориа. Мы знали, что Чик в свое время испытал сильное влияние Майлза Дэвиса, который записал с ним несколько альбомов, и — в числе прочих — альбом «Bitches Brew». Но даже это знание не подготовило нас к тому бешеному натиску, свидетелями которого мы стали. Мы с горем пополам в полуобморочном состоянии исполнили свой обычный репертуар, и хотя наша музыка все же немного напоминала свинг, большую часть времени биг-бэнд кидало из стороны в сторону, словно парусник во время шторма. Акустика зала давала какой-то глухой звук, который тоже был против нас: в те редкие моменты, когда нам все-таки удавалось освободиться от оков аранжировки и добиться легкости и свободы в исполнении, наша музыка тонула в безбрежном пространстве зала. Жидкие аплодисменты безразличных студентов, оказавшихся свидетелями этого жалкого зрелища, указывали на наш полный и безоговорочный провал, но то, что произошло потом, заставило нас целиком и полностью пересмотреть шкалу оценки собственного музыкального профессионализма. Вид Ленни Уайта, набрасывавшегося на барабаны с невероятной свирепостью и умопомрачительной техникой, заставил нашего ударника осознать, что его собственная игра — не более чем извлечение каких-то бессмысленных шумов из ударной установки. Энди, наш пианист и руководитель группы, попросту открыл рот, когда услышал, какие ослепительные, невероятные чудеса творит мистер Кориа на своем синтезаторе «Fender Rhodes». К счастью, на тот момент в нашем биг-бэнде не было гитариста, потому что любой неудачливый бренчала просто вскрыл бы себе вены от зависти, услышав Билла Коннорса в полном блеске. Меня же самого полностью лишил силы духа басист. Стэнли Кларк поистине открыл новый мир в том, что касается игры на бас-гитаре. То, какие звуки извлекались из инструмента, то, как он рокотал в его руках, — все это поместило бас, этого тяжеловеса, обычно лишь поддерживающего основную гармонию, в центр всего ансамбля. В большинстве мелодий бас Кларка становился ведущим инструментом с набором непостижимых приемов, воспроизвести которые я не мог и мечтать. У меня оставалось одно утешение: в группе Кориа никто не пел. Если бы я смог добиться хотя бы четвертой части профессионализма мистера Кларка и одновременно петь, у меня осталась бы надежда, что и мне найдется место в этом неожиданно открывшемся мне музыкальном мире.

В основу нашей собственной группы Last Exit легло то, что мы увидели в тот вечер, — мы взяли тот же набор музыкантов и точно так же стали играть фьюжн. Разница заключалась лишь в том, что у нас был солист.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное