Разбитая жизнь

И ломаная шеренга полицейских устремилась к лесу. Началась потеха! Двое вырвались вперед и вдруг истошно завопили, когда под ногами затрещали тонкие стебли, замаскированные еловыми лапами. Вскрылась канава, в нее и провалились сотрудники полиции: один отплевывался, другой визжал, что ему сломали ногу. Перепуганные копы открыли огонь, невзирая на приказ. Неистово приплясывал офицер, требовал прекратить этот бардак! Еще одна «поклевка» — бегущий рядом сержант на что-то наступил, натянулась петля, сдавила щиколотку. Сержант повалился, теряя автомат, и его куда-то потащило, орущего от страха, забросило в терновый куст! Свалился еще один, подвернув ногу, — это поле вблизи опушки было вдоль и поперек испахано бороздами! Офицер негодовал, размахивал пистолетом и не заметил, как над кустарником что-то возвысилось. Скрученная веревка прочертила пространство, и петля обвилась вокруг горла старшего лейтенанта! Он захрипел от ужаса, схватился за веревку, сдавившую шею. А его уже куда-то волокли, мощный рывок — он видел, как в лицо несется дерево, и был бессилен против этой неодолимой силы…

Загорелась полицейская машина, оставленная без присмотра. А спустя мгновение послышался хлопок: «уазик» вспыхнул, словно тряпка, смоченная бензином! Кто-то бросил горящую спичку в бензобак. Бак был не полон, кислорода для горения вполне хватало — эффект был что надо. Пламя взвилось в небо, озарилось картофельное поле. Короткая пауза — вырвался сноп из второго бензобака, хлопнуло, и еще один костер вырос рядом с первым. Две фигурки юркнули в траву, поползли во фланг. Копы метались по опушке, не зная, куда бежать. Их командир валялся без сознания. В довершение из леса разразилась пальба. Стреляли в небо, но в этой круговерти разве разберешь? Уцелевшие бросились к горящим машинам. Кто-то полз, отклячив задницу. Кто-то сбил так долго поднимавшегося Дорохова, и начальник районной администрации покатился в канаву. «Трусы! Засажу! Все назад!!!» — вопил, болтаясь на дереве, Волынский. В него, по счастливому стечению обстоятельств, не попало ни одной пули.

На оборонительных позициях стоял густой хохот. Люди надрывались, катались по земле. Затряслись кусты на правом фланге, вывалились возбужденные Галка с Дашей, и последняя заявила дрогнувшим голосом, вызвав новую порцию гогота:

— Все, мужики, мы больше за линию фронта не пойдем…

— Ну что, молодежная экстремистская группировка? — заявил Михаил, вытирая слезы. — Кончайте ржать — смех до слез доводит. Сделали свое черное дело? Можем уходить. Дальше и без нас разберутся…

Густая муть обложила сознание. Он хорошо держался в «активной фазе», но когда все кончилось… Группа разделилась, были трогательные прощания, обмен любезностями, уверения, что нужно лишь немного потерпеть. Уточняли координаты, где можно обнаружить друг друга. Аборигены отправились в райцентр окольными дорогами, Андрей с Дашей потянулись в леса — через урочище, через брод, через места недавней боевой славы — Маркушину гору и Кудрявцеву заимку. Снова следовал сон на хвойных лапах, под пологом сочной листвы, изобилующей насекомыми, в объятиях любимой женщины, которая по каким-то странным причинам не торопилась в родной город. Они лежали, выжатые, никакие, бессмысленно таращились в черный космос.

— Потрясающе… — бормотала, засыпая, Даша. — Она не может, он не хочет, просто идиллия.

— Я хочу… — на последнем издыхании шептал Андрей. — Мы это сделаем, мы сделаем все… но потом.

— Господи, как я не хочу с тобой расставаться… — шептала Даша.

— У тебя мало разочарований в жизни?

— Видимо, мало…

— Хорошо, давай помечтаем. У тебя фамилия есть?

— А я какую называла?

— М-м… Лактионова.

— Нет, я точно не Лактионова. Подожди, сейчас вспомню. Демченко. Дарья Игоревна Демченко.

— А фамилия Островская тебе нравится?

— Дарья Островская… Красиво… Завидую тому, кто выйдет за тебя замуж. Как ты относишься к детям?

— От тебя?

Они глупо хихикали. А ночью он проснулся, и тоска сдавила грудь. Время не лечит, оно лишь разрешает жить с болью. Он безумно любил одну, но никак не мог забыть ту, другую, погибшую ради того, чтобы какие-то выродки могли и дальше набивать свои карманы. Где он будет через день, через неделю? Он нашел виновных, имеются доказательства, Михаил поклялся, что раскрутит дело до конца. Но Михаил не бог, а жизнь хрупка и зависит от нескольких граммов металла. Беглому зэку трудно воевать с системой, построенной на крови, лжи и воровстве. Бывают редкие исключения, но его ли это случай? Придется возвращаться в тюрьму, будут обвинения по новым статьям: побег из мест лишения свободы, насилие над представителями власти (кого волнует, что они выполняли преступные приказы?), убийство честных бизнесменов и лиц, осуществляющих их охрану. Сделанное — капля в море, и грядет безысходность.

Но утром он пробудился, увидел девушку, смотрящую на него влюбленными глазами, и всю депрессию как рукой сняло. Он здесь, он на свободе, и пусть попробуют ее отнять!

— Мне надо в кустики, — жалобно сказала Даша. — По очень большому…