Разбитое окно

Убийца пропустил вопрос мимо ушей и, продолжая держать полицейского на мушке, воровато оглянулся по сторонам.

– А ведь я считал тебя своим другом. Многое в жизни воспринимается не таким, как есть на самом деле. На то она и жизнь. – Уитком откашлялся. Он явно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Пуласки вспомнил слова Сакс о том, что убийца, скрываясь от преследования, испытывает психологическое давление и потому теряет осторожность. В то же время он становится и более опасным.

В предчувствии развязки дыхание молодого полицейского участилось.

Уитком опять быстро осмотрелся и остановил взгляд на Пуласки. Он держал пистолет твердой рукой и, очевидно, знал, как им пользоваться.

– А теперь послушай меня, черт подери.

– Проклятие! Говори!

– Повторяю: я хочу, чтобы это расследование остановилось. И немедленно.

– Я всего лишь патрульный коп! Как я могу остановить расследование?

– Так, как я сказал тебе: саботируй. Потеряй улики. Направь детективов по ложному следу.

– Я этого не сделаю, – решительно заявил Пуласки.

Уитком помотал головой с выражением чуть ли не отвращения на лице.

– Сделаешь. Либо добровольно, либо в принудительном порядке. Выбирай, Рон.

– А как насчет моей жены? Ты можешь вытащить ее оттуда?

– Я могу все, что захочу.

Человек всезнающий…

Молодой полицейский закрыл глаза и стиснул зубы по оставшейся с детства привычке. Потом посмотрел на здание, где держали взаперти его Дженни.

Дженни, так похожая на Майру Уэйнберг.

Рон Пуласки принял окончательное решение. То, что он собирался сделать, было ужасно, глупо, но у него не осталось выбора. Его загнали в угол.

Опустив голову, Пуласки произнес невнятно:

– Ладно.

– Согласен?

– Ну сказал же, – огрызнулся он.

– Верное решение, Рон. Очень верное.

– Но сначала обещай… – Пуласки помедлил долю секунды, глянув за спину Уиткому и тут же снова ему в глаза, – что мои жена и дочка сегодня же будут на свободе.

Уитком перехватил его взгляд и быстро обернулся; от этого движения ствол пистолета немного сместился в сторону от цели.

Пуласки решил, что уловка сработала, и не мешкая сделал следующий ход: левой рукой отвел наставленный на него пистолет еще дальше, поднял согнутую в колене ногу и выхватил из кобуры на голени маленький револьвер (Амелия Сакс велела ему всегда иметь такой при себе).

Убийца выругался и попытался выдернуть руку с пистолетом, но Пуласки вцепился в запястье мертвой хваткой и сильно ткнул стволом револьвера в лицо противнику, попав прямо в нос.

Уитком глухо вскрикнул, из сломанного носа брызнула кровь. Он непроизвольно согнулся, зажимая нос свободной рукой, и Пуласки сумел вырвать оружие из его пальцев, но и не удержал его. Черный пистолет Уиткома покатился по земле, а оба мужчины сцепились в неуклюжем борцовском поединке. Пистолет в последний раз лязгнул об асфальт, так и не выстрелив, и Уитком с вытаращенными от паники и ярости глазами со всей мочи пихнул Пуласки спиной на стену и схватил за руку.

– Уйди, гад!

Уитком сделал резкое движение головой, нанося удар, и Пуласки, с ужасом памятуя бейсбольную биту, когда-то раскроившую ему лоб, инстинктивно увернулся. Этого оказалось достаточно, чтобы Уитком получил возможность выбить у него запасной револьвер, так что он взлетел куда-то в небо, а другой рукой выхватил из-за пояса трофейный «глок» и приставил его к голове полицейского.

У Пуласки осталось время лишь на то, чтобы успеть мысленно произнести вразумительный кусок молитвы и воспроизвести в памяти образы жены и детей, дабы захватить их с собой на небеса.

В доме наконец восстановилось электроснабжение, и Мел Купер под руководством Райма, не теряя времени, приступил к работе с вещдоками, собранными на месте гибели Джо Мэллоя. В лаборатории они остались вдвоем; Лон Селлитто поехал в управление добиваться справедливости и восстанавливать свое доброе имя.

Фотографии склада не привели к великим открытиям, и вещественные доказательства также не содержали особых откровений. Отпечаток подошвы однозначно принадлежал «5-22», так как полностью совпадал с обнаруженным ранее. Фрагменты листьев, видимо, осыпались с комнатных растений – фикуса и аглаонемы или китайского вечнозеленого полукустарника. В пакетиках находилась земля, занесенная неизвестно откуда, опять пыль от разрушенных башен Торгового центра и белый порошок, оказавшийся сухими сливками «Кофе-мейт». Клейкая лента была самая обычная, и установить ее происхождение не представлялось возможным.

Райма удивило количество крови на уликах. Ему вспомнилось, как Селлитто отзывался о капитане.

«Он фанатик…»

Даже твердый камешек в душе Райма, похоже, размяк после мученической смерти Мэллоя и той самоотреченности, с какой он ее принял. Зато ненависть к убийце разгорелась в нем с большим жаром. Но и тревожное чувство тоже усилилось, заставляя криминалиста то и дело посматривать на окна, будто вот-вот в них заглянет безжалостный маньяк, хотя Том по его указанию запер все двери и окна и включил видеокамеры внешнего наблюдения.