Разбитое окно

Артур Райм оцепенел. Он не смог бы пошевелиться, даже если бы в него начали стрелять (чему ничуть не удивился бы, хотя тут шагу ступить нельзя, чтобы тебя не просветили металлодетектором в поисках оружия).

– Долбаный ниггер, – выругался с серьгой в ухе.

– Кусок дерьма, – добавил тонкоголосый, на что чернокожий зек только рассмеялся. Тонкоголосый обхватил приятеля за плечи и повел прочь, что-то ему нашептывая. Тот кивнул в ответ и недобро сверкнул глазами на Артура. Оба, раздосадованные, сместились в дальний угол, будто шкодливые мальчишки, наказанные за плохое поведение в школе. Если бы Артур не был так перепуган, то нашел бы эту сценку даже забавной.

Огромный негр с хрустом потянулся. Сердце у Артура забилось еще сильнее. В голове мелькнула мысль, больше похожая на молитву: «Вот бы сейчас же, сию минуту умереть от сердечной недостаточности!»

– Спасибо.

– Да пошел ты! – ответил негр. – И те два долболоба вместе с тобой. А ты не тормози, просекай фишку! Догоняешь, о чем базар?

«Вообще-то не очень», – подумал он про себя. А вслух произнес:

– И тем не менее. Меня зовут Арт.

– Я знаю, что ты долбаный Арт. Тут все обо всем знают. Кроме тебя. Здесь только ты ни хрена не знаешь.

Артур Райм знал только одно, причем с полной уверенностью, – так или иначе, ему больше не жить на белом свете. И тогда он сказал:

– Ну и ладно, черножопый, а теперь просто назови мне свое долбаное имя.

Круглое черное лицо повернулось в его сторону. На Артура пахнуло потной кожей и прокуренным дыханием. Ему вспомнилась семья – сначала дети, затем Джуди, его родители – сначала мать, затем отец. Потом, к собственному удивлению, он вспомнил о двоюродном брате Линкольне и как они подростками бегали по пышущему летним зноем полю в Иллинойсе.

– Давай наперегонки до того дуба! Вон там, видишь? На счет три. Готов? Раз… два… три… старт!

Негр отвернулся и зашагал через зал к своему чернокожему приятелю. Они поприветствовали друг друга, коснувшись сжатыми кулаками, а об Артуре Райме, видимо, и речи не было.

А он, наблюдая эти проявления тюремного братства, еще больше ощутил себя всеми покинутым и несчастным. Его глаза устало закрылись, голова бессильно свесилась на грудь. Артур Райм был ученым и верил, что природа совершенствуется путем естественного отбора и воля провидения тут ни при чем.

Но теперь, страдая от безысходности, леденящей и безжалостной, будто зимнее штормовое море, Артур не мог не задуматься о существовании неизвестной науке карающей силе, такой же реальной и невидимой, как земное тяготение, и воздействующей сейчас на него, наказывая за все плохое, что он совершил в своей жизни. Да, на его счету есть немало добрых деяний: растил детей, учил их общечеловеческим ценностям и толерантности, любил жену, помог ей преодолеть трудный период, связанный с лечением онкологического заболевания; внес свой вклад в великую сокровищницу науки, обогащающую весь мир.

Но творил и зло. Без этого не бывает.

Томясь теперь в грязной и вонючей оранжевой тюремной робе, Артур из последних душевных сил пытался убедить себя, что, предавшись благопристойным мыслям и соблюдая добродетельные обеты и, конечно, веруя в систему, что подтверждалось, кстати, неукоснительным участием в голосовании за нее, причем на всех выборах, он снова сможет оказаться на противоположной половине шкалы, отмеривающей правосудие, то есть воссоединиться с семьей и вернуться к нормальной жизни.

Он, движимый нравственной энергией и благими устремлениями, присущими добропорядочному гражданину, сумеет на одном дыхании убежать от судьбы, как когда-то обогнал Линкольна, изо всех сил рванув к вожделенному дубу по горячему пыльному полю.

Так что, возможно, ему удастся спастись. Возможно…

– Пошел!

Артур вздрогнул, будто оглушенный раскатом грома, хотя голос прозвучал негромко. У него за спиной возник другой зек – белый. Сразу бросились в глаза его свалявшиеся волосы, обилие татуировок и нехватка зубов. По телу пробегали судороги – вероятно, по мере того, как наркотическая отрава вымывалась из организма. Невидящий взгляд уперся в скамейку, на которой сидел Артур, хотя точно так же мог остановиться на любом другом предмете. Эти холодные глаза не предвещали ничего хорошего.

И надежда Артура на существование научно объяснимой и поддающейся измерению системы нравственной справедливости моментально развеялась. Ее убило только одно слово, произнесенное этим человечком – низкорослым и ущербным, но опасным: «Пошел…»

Сглатывая подступившие слезы, Артур встал и таки пошел.

Глава седьмая

Зазвонил телефон, и Линкольн Райм недовольно поморщился. Ему не хотелось отвлекаться от размышлений о мистере Иксе и приемах, какими тот пользуется для создания лжесвидетельств.

Однако цифры 44 на дисплее определителя, означающие код Англии, сразу вернули его в действительность.

– Команда, ответить, – поспешно приказал он компьютеру.

Щелчок.